Какой бы желанной ни казалась Изольде Мак Тир мирная жизнь, когда Северный ветер приносит на ледяных крыльях отголоски древней сказки, она отправляется вместе с ним на поиски легендарной Розы Ветров. Чтобы найти наконец королевство Тьер-на-Вьёр — загадочную родину терновой колдуньи — и расплести тугой узел колючих чар. Да только принцесса не ведает, что, пускаясь в дорогу, следует воле неумолимой судьбы. И ни она, ни верный Таальвен Валишер, ни гордый Хёльмвинд, шагнув сквозь колдовские...
Руки у принцессы были нежными, как у ветресс, играющих на арфах. Пальцы двигались умело, мягко, под их неощутимым нажимом спутанные пряди вновь превратились в гладкий шелк.
Верховный кивнул и двинулся вперед, желая как можно быстрее убраться с проливного дождя. Мечта его исполнилась нескоро.
— Сто шестнадцать мшисто-медных панцирей, фейлан! — с жаром затараторил вихрь. — Двести тридцать два крепких перепончатых крыла. Янтарные, топазовые глаза, величавые шеи… Все загублено, изъедено рыбами на дне Дахана-Пламен.
Бризы, шторма не знают печали! Они носятся над твердью — легкие, свободные, даруя кораблям попутный ветер, заботливо расчесывая косы вербам и березам. Шаги их беззвучны, песни причудливы, стремления чисты, как весенняя капель. Никто не владычествует над вольными ветряными сердцами, никто не вправе сдерживать страстное их биение. Пусть же так будет отныне и вовек…
– Не расстраивайся, – ободряюще улыбнулась она. – Иногда беспрекословно верить древним заветам – не самое удачное решение.
Больше Изольда не стряпала. Каждый вечер на стоянке ее предупреждающий взгляд говорил: «Только заикнитесь об ужине — превращу в жаб».
— глупо не тешиться могуществом, если оно у тебя есть.
До гула в ушах она перебирала бесконечные причины для дурного настроения верховного и печально вздыхала. Если бы только он мог сказать по-человечески, что у него на душе, стало бы намного легче. Как веселый Зефир или даже вспыльчивая Фаруна, не таящие своих обид. Но северный владыка не был ни тем, ни другим. Уста его будто сковывала ледяная печать, за которой прятались шепот и тихие удары сердца — непостижимой безмолвной птахи.
- Эйалэ бы в обморок грохнулся, завидев владыку Сеам Хор, по макушку измазанным в золе. — О да, ему понадобилось бы влить в себя минимум кадушку чая, чтобы смириться с настигшим нашу семью позором.
— Ох, замолчи, Лютинг Мак Тир, — устало оборвала его принцесса. — От твоей привычки слепо следовать заветам, противоречащим здравому смыслу, злость берет. Кажется, предпиши тебе боги взять в жены морскую сирену, ты и тогда не стал бы бунтовать.
«Пусть все идет своим чередом, — смирился северный владыка, — скитальцы-ветра возвращаются в Тьер-на-Вьёр, колдуньи творят чары, попутно вручая свои сердца лохматым несговорчивым рыцарям, а он, Хёльмвинд, коротает дни в ледяных ущельях, где все прекрасно и неизменно, — под стать властелину Сеам Хор…»
- От загадок я вскоре начну седеть до срока! Несуразность восклицания на миг отогнала тоску Таальвена. Оживившись, он повел бровью. — Седеть? — Или что там происходит с доведенными до крайности смертными? — Ветер взъерошил белоснежные волосы. — Не хочу из-за нервов выглядеть, как чахлый старик из лазарета.
И, чтобы не мучиться мыслями, ветер зажмурился, представляя Зефира, играющего на дудочке, величественного Эйалэ в мягком кресле, капризную сестрицу Фаруну. Променять бы нынешнюю нелегкую участь на беззаботные склоки с этой троицей.
— Дорогу! — велела Изольда терновым побегам. Они съежились по команде, пропуская странное шествие. Чуднее всех выглядела колдунья, перепачканная кровью сразу трех цветов — черной, алой и сапфирово-голубой. Нежно потрепав ее за оборку платья и удостоверившись, что хозяйка не нуждается в помощи, ветви нехотя уползли прочь.
Смахнув с ресниц туманные образы, она с досадой поднялась и принялась рвать цветы.
– Ай-яй-яй! – завопил Ирифи. – Ты дал слово прекратить чтение. – Нет, – между делом бросил ветер, – я обещал лишь оставить пустые поиски. А теперь, кажется, знаю, что ищу.
И, поборов оцепенение, Изольда крепко обняла дорогую подругу, а затем прошептала тихонько:– О, Лив, если чары до сих пор живут в твоем сердце, тебе ли не знать, как сладок, безжалостен их зов. И когда он вскипает в крови, что нам остается делать?
– Прощаться… – после долгого молчания прошептала беззвучно кудесница. Лисьи ее глаза были полны соленой воды.
– Прошу, не тоскуй по нам… Однажды мы обязательно… Прощай…
Луны Тьер-на-Вьёр сияли, как самоцветные камни в недрах Железного дома, с той лишь разницей, что по яркости они способны были затмить целую россыпь подземных кристаллов. Нежно-голубые, лиловые полосы косыми мазками растекались по пыльному полу, превращали и без того диковинную комнату в колдовские покои из сказки. Казалось, лунный свет проходит сквозь витражи, вбирая в себя невиданные оттенки. Но стекол в здешних башнях отродясь не имелось.
Никто не учил ветра повиноваться, и эта наука давалась с болью и тяжким трудом.
Спалось ей отвратительно: тело и мысли заполнила зыбкая пустота, словно принцесса была сосудом, из которого вынули содержимое и погрузили в реку из пепла.
Он хорошо знал: нет такой беды, которая не могла бы стать ещё мрачнее.
Люди... Неразумные, мятущиеся существа, которым отмерено ничтожно мало... Стоит ли вообще тратить свое время на тех, чья жизнь - незаметная вспышка во мраке?
Закаляй крепость духа, столь необходимую сильному правителю, чтобы отрешиться от упреков совести ради высшей цели.
Но все, как водится, пошло наперекосяк.
Сказки имеют обыкновение сбываться.