Если над тобой издеваются, ты вряд ли узнаешь о себе что-то уж очень важное, а вот издеваясь над другим, узнаешь о себе такое, чего потом не забудешь.
Его завораживает возможность облечь опыт в слова – как бы законсервировать в банке, оставить при себе навсегда.
Свою тайну он носил внутри, как что-то крупное и горячее, как перегруженный поднос с горячими напитками, который приходится повсюду носить с собой, да так, чтобы не расплескать.
Если он решает про себя удержаться от какого-то замечания по ходу их разговора, Марианна через секунду-другую обязательно спросит: «что?». В этом «что?» ему видится столько всякого разного: не только потрясающая, словно у судьи, способность замечать умолчания, но и стремление к полному взаимопониманию, представление, что любая недосказанность между ними – это неприятная помеха.
Она – пропасть, до дна которой он может дотянуться, пустота, возникшая, чтобы он смог её заполнить.
Есть в ней что-то пугающее, как будто внутри у неё – провал, пустота. Ты словно ждёшь прибытия лифта, двери открываются, а там – ничего, лишь страшная тёмная пустота шахты, уходящая вниз, в бесконечность.
Когда он разговаривает с Марианной, он чувствует какую-то необыкновенную близость между ними. Ей можно рассказать о себе всё что угодно, даже самые нелепые вещи, и она никому не проболтается – это он знает точно. Остаться с ней с глазу на глаз – всё равно что открыть дверь, через которую выходят из нормальной жизни, и захлопнуть её за своей спиной.
Марианне казалось, что её настоящая жизнь течёт где-то очень далеко, течёт без неё, а она даже не знает, найдёт ли когда-нибудь в эту жизнь дорогу.
Однажды вечером – библиотека уже закрывалась – он как раз дошёл до того места в «Эмме», где мистер Найтли вроде как собирается жениться на Гарриет, пришлось закрыть книгу и пойти домой в сильном душевном смятении. Ему действительно нравилось погружаться в перипетии сюжета. С интеллектуальной точки зрения вроде бы несерьёзно переживать о том, кто из вымышленных персонажей на ком женится. Но так и есть: литература волнует его. Один из преподавателей называет это «удовольствием от душевного соприкосновения с великим искусством». В такой формулировке это казалось едва ли не сексуальным. И действительно, те ощущения, которые Коннелл испытывал, когда мистер Найтли целовал Эмме руку, явно имели налёт сексуальности, хотя и не были связаны с сексом напрямую. Для Коннелла они — признак того, что для соприкосновения и сближения с другими людьми нужны те же усилия воображения, которые приходится делать при чтении.
Она с самого детства жила ненормальной жизнью, это ей известно. Но многое уже скрылось за завесой времени – так земля скрывается под ковром осенних листьев, которые рано или поздно смешиваются с почвой. То, что происходило с ней раньше, теперь погребено в её теле-земле. Она пытается быть хорошим человеком. Но в глубине души знает, что она человек плохой – испорченный, изломанный, и все её старания вести себя правильно: формировать правильные взгляды, говорить правильные вещи – лишь попытки спрятать то, что схоронено внутри, прикрыть испорченность своей натуры.
Через несколько недель Марианна поселится среди совсем других людей, заживёт другой жизнью. Но сама она другой не станет. Она останется тем же человеком, запертым внутри собственного тела. Куда бы она ни уехала, от этого не спастись. Другое место, другие люди – какая разница?
Для неё его внешность – как любимая музыкальная пьеса: сколько ни слушай, всякий раз звучит немного иначе.
Если люди в скорби ведут себя бессмысленно, то лишь потому, что человеческая жизнь вообще бессмысленна, а скорбь лишь обнажает эту истину.
Если над тобой издеваются, ты вряд ли узнаешь о себе что-то уж очень важное, а вот издеваясь над другим, узнаешь о себе такое, чего потом не забудешь.
деньги – это та субстанция, которая придает миру реальность.
Ему казалось, он только что прыгнул с края пропасти и разбился насмерть, и очень рад тому, что умер, и никогда не хочет оживать снова.
«Придумать причину чего-то не делать всегда просто».
«Между двумя людьми происходит столько потаенных вещей».
It feels powerful to him to put an experience down in words, like he’s trapping it in a jar and it can never fully leave him.
«Он сумел воспитать в себе тончайшее художественное чутьё, но не научился отличать добро от зла. Сам факт, что такое возможно, нервирует Марианну, из-за него искусство теряет смысл».
Marianne had the sense that her real life was happening somewhere very far away, happening without her, and she didn’t know if she would ever find out where it was and become part of it. She had that feeling in school often, but it wasn’t accompanied by any specific images of what the real life might look or feel like. All she knew was that when it started, she wouldn’t need to imagine it anymore.
«...если подчиняться только тому, что тебе самой нравится, это никакое не подчинение».
«Хотя ему нравится, когда она хорошо выглядит, в нем просыпается особая нежность, когда у неё болезненный вид или прыщики на коже - будто смотришь на слабое выступление в принципе сильного спортсмена. В каком-то смысле это делает ее еще милее».
«Ему кажется, что страх выжег его изнутри и превратил в совсем другого человека, он как бы прошёл сквозь страх, и смотреть на неё - это все равно что пересекать разделяющую их водную преграду».