Чем дальше в лес, тем ну его на хрен
С кем поведёшься, так тебе и надо
У вас, случаем, на них никаких бумаг нет? Из полиции или жандармерии, к примеру?
– Постой, постой. Ты что, хочешь сказать, что они задумали диверсию на дороге учинить? – моментально подобрался контрразведчик.
– Ну а что ещё столичным студентам в тех местах делать? – хмыкнул Мишка. – Они ж передовые, просвещённые, за народ радеют, – иронично протянул он.
– Мы ж люди. Нам Господь разум и речь для того и дал, чтобы мы всегда поговорить могли да объяснить друг дружке, что и как сделать надо.
- ... просто понять пытаюсь, почему того господина именно ты раскусил, а не голова наш великомудрый.
– Да потому что он всё выслужиться хочет, а мне того не надо, – пожал парень плечами.
А вообще, один умный человек как-то сказал мне, что все разговоры о прощении и законном наказании не больше чем попытка властей удержать народ от возмездия.
- Живых брать не станем. Если только главного. Остальных сразу в расход. А главное, бабу ту.
– А может, хунхузам её продадим? – помолчав, неожиданно предложил казак. – Есть тут одно стойбище кочевое. Увезут, и будет всю жизнь в яме дерьмо жрать и работать как лошадь. Они рабов не щадят.
– Нет. Она баба. Подластится к хозяину и выберется. Сам разберусь, – отрезал Мишка.
- И что торгуешься ты так, что проще уступить, чем переспорить.
– Ну а какая покупка без торга. Это и себя, и торговца не уважать, – усмехнулся Мишка.
– Да всё понять пытаюсь, как далеко ты зайти можешь, случись чего, – осторожно признался офицер.
– Всё зависит то того, что случится, – тихо ответил парень, глядя ему в глаза. – Но ежели близких коснётся, то краёв не будет. Это я вам твёрдо обещаю.
- И что мне с тобой делать?
– Дружить, – пожал парень плечами. – Другом я гораздо полезнее, чем врагом или просто равнодушным.
– Да уж, тебя врагом иметь – проще самому удавиться.
– Что-то тебя сегодня философствовать тянет, – проворчал парень, откашлявшись.
– Чего делать? – не понял охотник.
– О смысле жизни думать, – как мог, пояснил Мишка.
– Старый стал. Это в молодости думать некогда. Сил много, вот и бежишь, куда глаза глядят. А у стариков сил бегать уже нету. Вот и остаётся им только думать.
– Ты, Мишка, как дым из трубки. Кажется, что поймал, а в руку посмотришь, и ничего, – рассмеялся охотник. – Твоим тотемом лису надо было сделать, а не медведя.
– Ну, медведь тоже тот ещё хитрец, – усмехнулся в ответ парень.
– Я книги люблю, Торгат. А в них собрана вся мудрость мира, – осторожно пояснил парень.
– Вся? Без остатка? – иронично поинтересовался охотник.
– Вся та, что смогли познать люди. Но, думаю, осталось познать ещё больше.
– Один ведь жилы рвёшь. И на рыбалке, и на охоте, и по хозяйству. И как только успеваешь?
– Так встаю раньше, – рассмеялся парень.
– Миша, не зли меня, – насупившись, буркнул контрразведчик. – Будь это японец или британец, и слова бы не сказал. Но он пруссак.
– И чего? Помер Максим, да и хрен с ним, – отмахнулся Мишка. – А то мало народу по тайге за просто так пропадает.
– Вы, Владимир Алексеевич, за мной словно от всех правил прячетесь, – не сумел промолчать удивлённый до полного офигения Мишка.
– А ты думаешь, чего я стараюсь с тобой на дружеской ноге держаться? – устало улыбнулся офицер. – Это ведь часть работы моей. С любым человеком общий язык найти.
С одной стороны, лезть в приготовленную по всем правилам ловушку – это самоубийство. А с другой – сходить туда и навести шороху, заодно пришибив пару умников, было бы весьма кошерно.
– Ну, молитва дело добровольное, – проворчал Мишка, перефразировав поговорку из собственной юности.
– Это ты к чему? – не понял полковник.
– К тому, что ежели властям охота, чтобы в них плевали, так это их дело.
Вы уж не обессудьте, но мне мои близкие важнее, чем все иностранные государства, вместе взятые. А на скандалы мне плевать с высокой колокольни. Чиновники войну на бумаге видят. А мы тут своими глазами. Если надо, могу вас на кладбище сводить.
– А вообще, Михаил, давай с тобой так договоримся. Как только у тебя очередная идея появится, сначала со мной её обсуди. А то ты таким макаром такого напридумываешь, что чертям тошно станет. Нам только международного скандала тут не хватает.
– Защита отечества, Владимир Алексеевич, границ не имеет, – решившись, заявил Мишка
– Мишаня, ты больше никогда посуду не трогай. Если надо, просто в сторону сдвинь. Увидит кто, что ты сам в доме прибираешься, позору не оберусь. На что тогда баба в доме нужна, ежели мужик сам прибирается?
– А если жена занята или, не дай бог, приболела? – осторожно уточнил Мишка. – Что ж тогда, грязью зарасти?
– То другой вопрос, – упрямо качнула Настя головой.
– Запомни, Настюша, в каждой избушке свои погремушки, – вздохнул Мишка, обнимая её. – Это я к тому, что в каждом доме свои правила.
– Вечно ты всё поперёк делаешь, – махнула рукой Глафира. – И ведь получается.
– Запомни, мама Глаша, – повернулся к ней Мишка. – В нашей семье всегда будут только наши правила. Надо будет, и её, и тебя выпорю. Но только за дело. А просто так ни сам, ни кому другому не дам обидеть. Мои бабы. Хочу люблю, хочу наказываю. Ясно?
– Что, тятя, и тебя баба Глаша ругает? – вдруг сочувственно поинтересовалась Танюшка.
– Так ведь за дело, – рассмеялся Мишка, прижимая её к себе.
– Вот и не лезь в бабьи дела. А то взял манеру баб учить, как детей рожать, – выдала девчушка, явно повторяя чьи-то слова и прижимаясь к его груди.
с бандитов он снял почти полторы сотни серебряных монет, пару мешочков с золотым песком и кучу ножей разного качества.
– Ну, патроны отбил, – буркнул себе под нос парень, выпрямляясь.
– Шли по шерсть, а вернулись стрижеными, – проворчал атаман, крестясь.
– Мама Глаша, я понимаю, что женское любопытство страшнее голодного медведя, но совесть-то иметь надо. Сказано тебе было дома сидеть? Было?
– Ну, было, – потупившись, кивнул женщина.
– А ты где?
– Так стреляли, Мишенька.