Никак не наладится спокойная жизнь в Среднесибирском отделении по надзору за магией и магической миграцией. И нет покоя его сотруднице - Василисе. Но все невозможное и волшебное как раз и является специализацией отделения, и если начальство погрозит железным когтем, то ничего не остается, кроме как решать проблемы. Впрочем, учитывая подбор кадров, сложностей возникнуть не должно, ведь не все могут похвастаться тем, что в консультантах по темной магии у них ходит сам Кощей Бессмертный, который по...
«Еще раз повторится то, что сегодня было, и домой можешь не возвращаться».
«С точки зрения права это мой дом.».
«У меня лучший адвокат в этом городе, он тебя без носков оставит, не то что без дома».
«Лучший адвокат в этом городе — я».
«Ну так а я о ком? Ты же не бросишь меня в такой непростой ситуации?»
Она была его женой.
Она была ему верна.
И он не был безымян, потому что она дала ему имя.
Она заменила ему душу.
Она стоила всего и на самом деле не стоила ему ничего, потому что это она была его силой, а не вся эта магия, что уничтожила бы в нем все человеческое, не встань она на ее пути.
— А любовь, как правильно заметила твоя жена, это решение, Любомир. Это служение. Умение жертвовать и умение отказаться от жертвы.
— Ивашка мой дурачок тоже что только не творил, а я его спасай… А может, если бы хоть раз по голове копытом стукнул, думать бы начал. А он потом женился на этой Царь-девице, она им вертела как хотела. Три котла внешность-то ему поправили, а мозги вот новые ничто не сделает.
Сколько пространства способен занять двухлетний ребенок? Столько, сколько есть.
— Не бывает никакой великой любви, бывает только то, что сам построил, день за днем, год за годом.
— Женщины делают так порой. Говорят, что все нормально, а потом ты тянешь ее из реки, а она сопротивляется, и в переднике у нее — камни…
А она и не знала, как замечательно это бывает. Губы у Кощея были сухие, и едва отросшая щетина слегка кололась, но поцелуй был великолепен, и не потому, что Кощей как-то по особенному хорошо целовался, а потому что она целовала того, в кого была влюблена.
Она вдруг преобразилась: распрямила спину, закинула ногу на ногу, на губах заиграла зазывающая улыбка, в очертаниях тела появилась влекущая мягкость, а в глазах что-то манящее, многообещающее, отчего Василиса едва ли не покраснела.
— Как ты это делаешь? — изумилась она.
— Просто представляю, что Финист на меня смотрит, — улыбнулась подруга.
Василиса представила, что Кощей на нее смотрит. Захотелось немедленно встать с дивана и вытянуться по стойке смирно.
— А это что? — спросил Кощей, указывая на рулоны.
— Обои, — пояснила очевидное Василиса.
Кощей подошел ближе и отмотал один. Василиса всегда полагала, что напугать его невозможно. Судя по всему, до этого момента он думал так же.
— Ну пойдем, — согласилась она. — Напою чаем. Только там бардак. У меня ремонт, и мебели почти нет.
— Уверен, я видел вещи похуже, чем квартира во время переезда, — самоуверенно заявил Кощей.
Однако когда Василиса открыла дверь, пустила его внутрь и зажгла свет, его лицо сказало ей об обратном. Кощей был жутким педантом и аккуратистом, во всем любил порядок. Непроглаженная складка на рубашке могла лишить его душевного равновесия на весь день. Это же…
— Я предупреждала, — улыбнулась Василиса. — Тебе чай черный или зеленый?
— С коньяком, — ответил он.
— Светлые, — вздохнул Баюн, заметно расслабляясь. — Что с вами не так? Любите друг друга, жертвуете ради друг друга. И еще счастливы при этом.
Чтобы уж совсем добить его, женщина плавным движением поднялась со стула и облокотилась на стойку, демонстрируя глубокое декольте и его шикарное содержимое. Елисей оказался зрителем благодарным. Его глаза расширились, а лицо и шею залила краска, он явно пытался придать взгляду приличное направление, но такой подвиг оказался ему не по силам. Органам чувств захотелось чувственности.
— Мне никогда не будет тебя мало. Дело не в силе и не во внешности. Дело в самой тебе. Ты как… как свеча. Я подумал об этом давно. Знаешь, так бывает, заблудишься зимой в пургу, и думаешь уже все, и тут видишь огонек вдали, и понимаешь — там изба, там тепло, там — спасение. Ты — этот огонек. Ты — мое спасение. Ты можешь совсем лишиться сил, это ничего не изменит. Не думай так, пожалуйста. И не думай, что я так легко сдамся и отпущу тебя. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я не могу тебя потерять. Если ты погаснешь, я заблужусь окончательно…
— Любить — это глагол, Кош. Это не про чувства. Это про поступки.
— Вот так и становятся подкаблучниками, — мрачно усмехнулся Сокол.
— У каждого туда свой путь, — парировал Кощей.
— Нальешь? — спросил он.
Сокол посмотрел на него с недоверием.
— Ты же вроде у нас тут главный трезвенник? — прищурился он.
— До вчерашнего дня Василиса не помнила меня месяц, а этой ночью я отрубил голову своей бывшей жене, которая едва не убила нынешнюю. Многовато для двадцати четырех часов. Ситуация располагает…
План был предельно прост: напиться до беспамятства и таким образом спасти себя от помешательства. Вот его он и реализовывал с упорством опытного полководца, превращающего стратегию в реальность.
Женщины. Все беды от них. Они появлялись в жизни Кощея ненадолго, приносили с собой мимолетное удовольствие и долгое послевкусие разочарования. Им всегда было что-то нужно, не обязательно материальное, но они хотели получать, и никто не желал отдавать, никто не спешил подарить хоть каплю простого человеческого тепла. Хотя возможно он сам выбирал таких, подсознательно опасаясь к кому-то привязаться. Иногда какая-нибудь из них шептала в момент близости: я твоя. У Кощея от этого скулы сводило. Ему не хотелось обладания. Ему хотелось, чтобы хоть одна сказала: я с тобой.
— Теперь я знаю, где ошибся. Мне стоило просто взять тебя в жены тем же вечером, консумировать брак, и все было бы в порядке.
— А-а-а, — протянула Василиса. — Так вот в чем дело. Тебе кажется, что ты поступил жутко благородно, и я должна была за это благородство тебя любить и ценить. Так вот, Кощей. Нет ничего благородного в том, чтобы не насиловать. Не насиловать — это норма.
— А знаешь, это к лучшему, что ничего не вышло. Вечно плачущая жена чести мужу, конечно, не делает, но ее хотя бы можно игнорировать, а вот жена истеричка — это уж совсем ни в какие ворота…
— Истеричка?! Да за тридцать лет я не устроила Ивану ни одного скандала!
— Что отлично демонстрирует, в каком состоянии пребывал ваш брак.
— Нет ничего страшнее уязвленного мужского самолюбия. Добавь его в рацион, и мужские тараканы сразу пойдут в рост и достигнут особенно внушительных размеров. Это только мы бабы-дуры почему-то думаем, что если найдем себе мужика, то наши проблемы сразу закончатся. Нет, как правило, с этого самого момента они и начинаются.
— Да ладно тебе, — отмахнулась Настасья. — У меня тоже были помощники. Матери всегда склонны преуменьшать свой труд. Я честно сознаюсь себе в том, что без них точно бы не справилась. Лучше принять помощь и почувствовать себя плохой матерью, чем попасть в дурку.
— А Сокол не против, что ты постоянно в разъездах?
— Финист? — усмехнулась Настасья, четко очерченные брови взметнулись вверх. — Ну, сначала повозмущался, конечно. Только я ему так и сказала: я тебе троих сыновей родила и вырастила, верность хранила, борщи варила, теперь моя очередь развлекаться.
— И не жутко тебе его так доводить? — почему-то полушепотом поинтересовалась она.
— Я замужем за Финистом, — пренебрежительно фыркнула Настя. — У меня иммунитет на мужчин, считающих себя большими и страшными. А вообще Баюн — милый пушистый комочек, который только притворяется злым и опасным.