Николай Цискаридзе – яркая, харизматичная личность, чья эрудиция, независимость и острота суждений превращают каждое высказывание в событие. Автобиография «Мой театр» создана на основе дневника 1985–2003 гг. Это живой, полный тонкой иронии, юмора, а порой и грусти рассказ о себе, о времени и балете. Воспоминания: детство, семья, Тбилиси и Москва, учеба в хореографическом училище, распад СССР, отделение Грузии; приглашение в Большой театр, непростое начало карьеры, гастроли по всему миру;...
Нужно утешаться тем, что у времени есть сито, сквозь которое львиная доля пустяков утекает в море забвения.
Альберт Эйнштейн
Японцы, они очень деликатные. Допустим, я говорю своей поклоннице: «Зачем ты покупаешь билеты на мои спектакли? Я же могу тебе сделать места, мне же полагаются пригласительные, мы столько лет дружим, я тебе сделаю». А она: «Спасибо, не надо». – «Почему?» – «Тогда я смогу сказать тебе свое мнение».
Я стал читать другие стихотворения Джугашвили. Оказалось, что в юности он был признан классиком грузинской литературы. То есть задолго до того, как стал И.В. Сталиным.
Когда шла уже кода, Никия делала перекидные прыжки, а я готовился вылететь на сцену из-за кулисы, вспомнились вдруг последние две строчки стихотворения на грузинском языке, которое я выучил в детстве лет в шесть. В дословном переводе на русский: «Ты, грузин, своими достижениями прославляй и радуй свою Родину…» Откуда что берется?! С этими словами я бросился на сцену… [cтихи И. Джугашвили]
Этуаль – не только высший ранг артиста, это пожизненные привилегии. В возрасте 42-х лет все артисты Опера́, без исключения, автоматически выводятся на пенсию. Но только этуали обязаны предоставить место педагога в Парижской опере. Этуаль – достояние страны.
Когда тебе исполняется 65 лет, всю труппу Парижской оперы собирают в зале Ротонды, подают шампанское, тебе говорят хорошие слова и торжественно отправляют на пенсию. Ты можешь преподавать в школе, в других местах, но не в Парижской опере. В том случае, если театр очень нуждается в тебе, как в специалисте, тебя могут пригласить как консультанта на временный договор, не более того. Так, без скандалов, очень разумно в Опера́ из века в век осуществлялась ротация кадров.
«Как же мне надоели эти русские артисты! – завопил Пети [Ролан Пети]. – Мне никто, кроме русских, не перечил! Нуреев, Барышников и Цискаридзе меня учат, как ставить балет!»
Вот когда настало время очередной раз кланяться в пояс маме за ее заботу о моем здоровье, за бутерброды с черной икрой, «гоголи-моголи», рыбий жир, витамины и все остальное, что впихивалось в ребенка вопреки его желанию. Без подобной закваски, полученной в детстве, я бы, конечно, не смог выдерживать такие колоссальные эмоциональные и физические нагрузки.
Репетируя с Фадеечевым, я часто сокрушался: «Николай Борисович, зачем я все это придумал? Так все до меня хорошо было, все просто, без наворотов». Тот хохотал: «А я тебя предупреждал, Коко, постареешь, будет сложно». – «Может, отменим?» А он мне: «Коля, автор жив!» Это была его любимая фраза. «Так никто же это, кроме меня, не делает!» – «Так их и не зовут Цискаридзе», – усмехнулся Николай Борисович.
Статуэтку «Душа танца» Пестов принес в школу, завернув ее по-советски в газету. Войдя в методический кабинет, он поставил ее на стол: «Пусть она у вас будет». Видимо, «девушка без рук», как он ее назвал, не пришлась ему ко двору. И на резонный вопрос: «Что с ней делать?» – сказал без малейшего намека на юмор: «Да хоть орехи колите, что ли! Она как раз тяжелая!»
Прямо как в анекдоте, когда Стивен Спилберг попадает случайно в российскую провинцию и там в театре видит гениального актера. Он приглашает его сниматься у себя в новом фильме за огромные деньги. Тот спрашивает, когда съемки, и, услышав дату, разводит руками: «Нет, не могу! У меня елки!»
Я слег с сильнейшим гриппом. Естественно, рвался в школу, даже рыдал, понимая, что сейчас мои партии отдадут другим и меня уже никогда на них не вернут. Видя, как я переживаю, мама сказала: «Ника, запомни: всегда дай своим конкурентам возможность выступить, тебя больше будут ценить. Вот ты посмотришь, ты вернешься – о них никто говорить не будет. Если ты достоин этого, конечно». В итоге произошло так, как сказала мама. С тех пор я этому правилу железно следовал. Я всегда давал возможность выйти второму составу или сам выходил вторым составом. Никогда не боролся за то, чтобы у кого-то что-то отобрать. Я знал, что я – есть я, и я умею так. А если вам не нравится, не приходите на спектакли с моим участием.