Коты, они же жидкость, куда угодно просочатся. Не уверена, что даже засов вам поможет.
– Помните, что вы мне постоянно говорили? – Виктор повысил голос: – «Они не люди!», «Не очеловечивайте их!», «Все, что они хотят, это сожрать!». Вы хоть сами себе верили? И после всех этих разумных слов что вы сделали? В одиночку рванули сломя голову к дому Хмельницких, чтобы отдать жизнь за «не человека»! Никогда не поверю, что в этот момент вы думали о кучке пьяных анархистов! Нет, вы были готовы погибнуть, спасая своего дива!
– Чтобы уйти, мне нужно вас убить. Другого пути нет. Это тоже несправедливо.
Аверин встал и прошелся по комнате:
– Что ж, ты начинаешь кое-что понимать в устройстве этого мира.
– Ты не совсем понимаешь. Ты будешь служить не хозяину. Ты будешь служить государству.
– Еще не хватало. Государство – это институт порабощения масс!
– Чего?! – не поверил своим ушам Аверин. – Ты что же, и правда анархиста когда-то съел?
– Я по-честному вас защищаю! – обиделся Кузя.
- Разумеется. Еще скажи, что не хочешь меня сожрать.
– Конечно, хочу! – Кузя поднял голову и уставился ему прямо в глаза. – Но вы не понимаете: это совсем другое!
– И что же? Суд и тюрьма хуже смерти, а? – Верхняя губа дива опять поползла вверх.
– Без сомнений. Один миг страха ничто по сравнению с годами позора.
– Кота… найти кота, боже мой… – вслух проговорил он.
Точно, – воскликнула вышедшая из кухни Маргарита, – кота! Вы только хорошего берите, лучше дымчатого, они лучшие крысоловы. И чтобы морда во! – Она развела руки так, что под описание подошел бы средний тигр.
Больше, чем овсяную кашу, Аверин не любил проигрывать.
– Присаживайтесь. Чай, кофе? И… чем обязана?
– Кофе со сливками, если можно, – первым заговорил Виктор и подмигнул Аверину.
– Чай. Обычный, черный.
Аверин от души надеялся, что до этого дома мода не дошла и чай не будет извлечен из гнилого апельсина, в котором пролежал последние двадцать лет
Сейчас все повально увлеклись Китаем. Аверин поднес к губам чайную чашку, которая воняла хуже, чем портянки денщика, и постарался выдавить из себя улыбку. Чтобы хоть как-то замаскировать гримасу отвращения.