В Брайтоне пятидесятых Том знакомится с Марион. Он учит ее плавать в тени пирса – а она все больше влюбляется, думая, что этой любви хватит на них обоих. Спустя несколько лет Том встречает куратора музея Патрика. Новый знакомый показывает ему другой мир – гламурный и утонченный. Том – полицейский, поэтому понимает: ему безопаснее жениться на Марион. Но что, если ей придется делить мужа с Патриком до тех пор, пока жизни всех троих не будут разрушены? Роман вдохновлен жизнью писателя Эдварда...
Такая мелочь, правда: кто вообще получает желаемое?
Ты прислал открытку из Венеции. И это не была фотография одного из классических видов площади Сан-Марко или моста Риальто. В поле зрения не было ни канала, ни гондольера. Ты прислал мне репродукцию сцены из цикла Карпаччо “Легенда о святой Урсуле“: прибытие английских послов — карточку с изображением двух молодых людей в колготках томатного цвета и куртках с меховыми воротниками, облокотившихся на перила; с экстравагантными кудряшками, закрывающими плечи, и сидящего у одного из них на руке сапсана*. Меня поразило, что эта пара была одновременно и наблюдателями, и позëрами: наблюдающими и, несомненно, осознающими, что за ними также наблюдают. На обороте ты написал: “Этот художник дал своё имя ломтикам холодной говядины, которые тут едят. Грубые, волнующе красные, тонкие, как кожа. Венеция слишком прекрасна, чтобы её можно было описать. Патрик“. Ниже Том приписал: “Путешествие долгое, но всё в порядке. Отличное место. Скучаю по тебе. Том“. Ты рассказал всё, а Том — абсолютно ничего
Никто не взглянул в нашу сторону, даже когда я взял Тома за руку и повёл сквозь толпы туристов на мосту Риальто. Однажды днём мы попали из летней суеты в сладкую прохладу церкви Санта-Мария-деи-Мираколи. Что мне всегда нравилось в этом месте, так это его бледность. С его пастельно-серыми, розовыми и белыми мраморными стенами и полом храм Мираколи мог быть сделан из сахара. Мы вместе сели на переднюю скамью. Совершенно одни. И мы поцеловались. Там, в присутствии всех святых и ангелов, мы поцеловались. Я посмотрел на алтарь с изображением чудотворной Богородицы — словно утопленник, вернувшийся к жизни, — и сказал: «Мы должны здесь жить». После всего двух дней возможностей Венеции я сказал: «Мы должны жить здесь». И Том ответил: «Мы должны полететь на Луну». Но он улыбался.
— Вы верующий? — Ни в одного бога, осуждающего многих. — Таких, как вы? — Таких, как все.
В конце концов, люди всегда все узнают. И тогда будет еще хуже, чем если бы вы просто сказали правду.
Тогда мне было легко угодить. Потому что, когда ты впервые влюбляешься в кого-то, достаточно всего лишь имени. Достаточно просто видеть, как твоя рука пишет это имя.
- Что ж. Люди учатся жить как могут. - Я сделал большой глоток бренди и добавил: - Как надо.
Такая мелочь, правда: кто вообще получает желаемое?
Because when you’re in love with someone for the first time, their name is enough
У него есть этот талант, правда, Патрик? Дар быть физически в месте, разговаривать, отвечать, но на самом деле — эмоционально — не быть там вообще. В то время я думала, что это часть обучения полицейских, и какое-то время убеждала себя: Тому нужно так поступать, он ничего не может с этим поделать. Подавление себя было его способом справиться с работой, и это просочилось в его жизнь