«Вот читаешь, к примеру, какие-то тексты. И видишь, что у одного автора мысли в тексте бредут, как колонны военнопленных по сгоревшей столице империи.
У другого же текст как заседание трибунала где-то под Падуей, в году, скажем, 1567. Все очень дисциплинированно, но с огоньком таким.
У третьего – ежата бегут за зайчатами.
У четвертого мысль одна, но он ее так гоняет шваброй по подвалу, что за облезлой и не уследишь.
Пятый химичит, смешивает то одно, то другое, и зеленый ассистент волочит по кафелю за ноги предыдущего дегустатора.
Шестой дрессирует визжащие соображения в клетке.
Седьмой ведет в ночи протокол допроса целого табора цыган, подпевая у пестрых кибиток наиболее удачным формулировкам.
У кого как, короче говоря.
А у меня шапито на пустынном берегу, я дубасю в барабан, не очень тактично прижимая к поясу свободной рукой чумазую мальвину, холодный песчаный ветер с холмов рвет ленты и шарики».
Я вот думаю: а если бы Антон Павлович Чехов назвал свой рассказ не «Дама с собачкой», подразумевая Анну Сергеевну фон Дидериц из города С., а «Господин с тремя детьми», подразумевая Дмитрия Дмитриевича Гурова, концовка рассказа читалась бы так же оптимистично? Или нет?
Чтобы понять «Вишнёвый сад», нужно помнить, что Фирс – это вообще-то Ферзь. В басне Хвостова: «Фирс на доске был царь, а конь был господин».
А чтобы понять, что «Вишнёвый сад» – всё-таки комедия, надо помнить, что через некоторое время в описываемый период в стране произойдут кое-какие изменения. И в выигрыше останутся, по итогу, студент, актриса и брат её. А проиграет всё Лопахин: в пыль, в мелкую крошку.
Я бы обязательно написал продолжение «Вишнёвого сада». Действие происходит в 1926 году. Название – «Охота на Фирса». Лопахин – диверсант с керосином, студент Петя – сотрудник ОГПУ, Фирс – призрак.
Гаев – начальник облкультпросвета.
Меня в «Карлсоне» очень радует то обстоятельство, что фрекен Бок – тёзка личной поварихи Карла XII, которую мы захватили в плен под Полтавой, а она оказывала при этом яростное сопротивление и драгуну Помялову сломала два ребра, а драгуну Сырову выбила зуб.
Мне во всех фрекенбоках нравится их валькирность и преданность делу.
Для меня основная прелесть «Незнайки в Солнечном городе» заключается в том, что в мире идеальных и чистых сверхкоротышек живут такие коротышки, которые со знанием дела могут дать имя Калигула ослу из зоопарка.
То есть, среди всего этого бланманже коротышечного города Солнца есть кто-то, кто в курсе специфики образа Калигулы и может дать его имя ослику.
У царя Крита Миноса, как мы прекрасно знаем, был сын Минотавр.
Сын был Миносу не родной, но папа к сыночку относился хорошо.
Сынок рос со странностями. Многие из нас понимают строительство мастером Дедалом (а Дедал был педагогом-новатором в работе с детьми, у которых папа – бог, а голова размером с книжный шкаф) Лабиринта как какую-то тюрьму. Лабиринт – результат применения архитектурно-механической педагогики. Засовываете в Лабиринт ребёнка, ставите его в положение принятия самостоятельных логических и интуитивных решений, бросаете в коридоры индукций и дедукций от простого к сложному. Для того, чтобы у Минотавра душа не очерствела, подбрасываете ему людей. У ребёнка должен быть круг общения. И наконец засылаете в подземелье опасность – убийцу Тезея.
Только при наличии бегущей по следу красивой опасности у образованного, логичного, просчитывающего каждый шаг Минотавра в глазах вспыхивает ум – порождение жизненного опыта.
Сие надо воспринимать как аллегорию.