— Петров, ты что… переспал в молодости с Ельниковой?
— Не говори глупости! Конечно, нет, — Петров, видя шок коллеги, не удержался и начал троллить. — Не переспал, а спал регулярно. Неоднократно, много-много раз. А что ты так выспрашиваешь? Завидуешь? Завидуй, было классно. Вертел её на себе, как хотел. Саму Ельникову, от одного вида которой в обморок падает любой нормальный человек, прикинь? Есть что вспомнить.
— Всеволод, погоди, если Юна — ваша дочь, значит, ты… спал с Ельниковой… и не предохранялся?
Петров начал терять терпение:
— Да что вы все из неё делаете какого-то загадочного мифического монстра! Тётка как тётка. Послушай, дорогой, нетрудно заметить, что мы с ней не предохранялись, — ведь благодаря этому тебе тоже какое-то время удалось вести насыщенную половую жизнь; и ты ещё возобновишь её с моей дочуркой, если повезёт. Кстати, сам-то предохранялся? Или, не успев стать отцом, я скоро сделаюсь твоей милостью уже и дедом? Что у тебя такой больной вопрос с предохранением?
От автора: Отредактированная и обновлённая история семьи Петровых — второстепенных героев романа "Наглая скромница в моей постели".
Действие происходит за десять лет до "Наглой скромницы". На обложке — непримиримая Юна и её пожилые родители, встретившиеся впервые четверть века спустя после потери дочери.
В тексте: полная история знакомства Юны с профессором Еремеевым и их романа; отношения разведённых супругов Петровых с дочерью и между собой; дочь подаёт в суд на мать; покушение на жизнь обеих.
грустно
Это еще *отредактированная версия*, боюсь представить, какой была изначальная.
- Как думаешь, она врёт, что ничего не помнит?
- У неё был тяжёлый нервный срыв. Наверное, не врёт. Она была в невменяемом состоянии, в тот же день загремела в психо-неврологический диспансер... Почти полгода там провела.
- Ага! - торжествующе воскликнула Юна. - Значит, упекли-таки в дурку! Не зря слухи ходили! Психичка! А всё на меня наговаривала: что это я, дескать, больная!
- Не смейся над этим, доченька. В один миг семья наша кончилась... Тогда, наверное, у неё крыша и поехала с раздвоением личности...
И ты знаешь, что, если бы не обстоятельства, если бы я сдуру не подозревала у себя боковой амиотрофический склероз и не ожидала скорую смерть – я никогда не оказалась бы с ним в одной постели. Надуманный диагноз – а всего лишь межпозвоночная грыжа… И вот я уже не девственница, а Еремеев чего-то от меня ждёт. Все разочарованы.
Петров решил добить бывшую. Изобразив в бороде самую ласковую улыбку, подошёл к женщине, склонился и поцеловал в макушку, удивившись про себя, что когда-то мягкие волосы теперь на ощупь словно некачественный парик.
- Спасибо за дочку. Своё дело ты сделала: раздвинула ноги и подала идею в тебя кончить. А теперь держись от нас подальше.
- Нет! - взревела Ирина. - Это ты надо мной издевалась! Двадцать пять лет - почти двадцать пять лет я ждала, что ты меня полюбишь. Я не могла прийти в себя, я была мёртвая, я мёртвая сидела над её кроваткой - слышишь, ты, вонючий кукушонок! Когда Влад принёс тебя, отдал мне тебя и обещал, что это новая Юна, и что она особенная, волшебная, что она будет меня любить... Что он взял тебя в детском доме... что тебя теперь надо беречь! Тем же вечером он купил билеты в Нижний Новгород... Мы увезли тебя, чтобы беречь и любить - и ты, гнида паршивая, не оправдала ожиданий! Ни моих, ни его!
- Это же был… подарок, - пробормотала Ельникова, глядя в потолок. Петров раздражённо спросил:
- Какой, на хрен, подарок? Совсем рехнулась?
- Подарочек… дочке. Нашей Мариночке. Я вчера встречалась с ней – ты не знал? Она с тобой не поделилась этим? Наша доченька, хи-хи… Она сказала: мне с тобой на одной планете тесно. Если бы ты сдохла – мне стало бы легче. Я сделала, как она хотела. Могу я… порадовать ребёнка? Один раз в жизни?