Сколько же их, детей авторитарных матерей, полностью задавленных, стертых до бесцветности. И ведь не сказать, что мать не любит Лёлю, любит. По своему, так, как умеет. А умеет плохо, точнее, не умеет совсем. Читать было грустно, болезненно. Здорово, что у Лёли получилось посмотреть на свою жизнь со стороны, пусть даже таким странным способом. Со стороны-то оно всегда виднее, а когда увидишь, можно и исправить.
Лёля никогда не любила зеркала, даже в одиночестве избегала в них смотреться. Однажды её отражение пропало, а вместо него в зеркале оказался незнакомый юноша с замашками доморощенного психолога и мешком волшебных пенделей.
Что же стёрло отражение Лёли: болезненная безответная любовь, привычка соответствовать ожиданиям требовательной матери или стремление глубже спрятать своё «я» и похоронить желания в угоду окружающим?
И почему всё-таки сандалики?