Родители с раннего детства считали меня позором всего гномьего рода. Порядочной девочке из приличной гномьей семьи надо играть в куклы одной рукой, держа во второй руке большой пирог с мясом и луком.
— Вы знаете, я всегда тетрадки прятала. Потому что если видели, что я пишу, то принимались бранить, — призналась она и сказала уже другим тоном, явно пародируя матушку или тетушку: — Хельга, вот тебе нечего делать! Ты должна думать о том, как выйти замуж, а не как писюльки свои выписюкивать!
— Пусть дура, зато честная.
Если ты слишком много знаешь о делах королей, то эти короли всегда будут держать тебя в медвежьем углу.
Друзей надо держать близко. Врагов — еще ближе.
— Хельга, а чего это она надулась? Или ей картошка с рыбой не по душе?
— Ей не по душе, что вы парню глазки строите, — ответила я. Эльза фыркнула.
— Ну вот еще! Стоит парень ничейный, а мы должны глазами хлопать? Раньше ей надо было его хватать, теперь все — приехали прекрасные барышни.
— И твоя душа так же прекрасна, как и лицо.
Я улыбнулась. Как говорили мои родители, душа спрятана глубоко, а рожа-то вот она, на виду у всех.
Я вспомнил пословицу об учителях, которая была в ходу в провинции: если барин без сапог, значит барин педагог.
— Вы это, вы вот что. Если что понадобится, говорите сразу. Это там, в столицах, про вашего мужа бес пойми что думают. А тут у нас знаете, как говорят? До Господа высоко, до короля далеко. Да и кто его знает, этого короля, может, его прибить — это доброе дело сделать. А мы к вам со всем уважением.
Так что нам, я бы сказала, очень повезло. Лучше быть первым в деревне, чем последним в столице. И лучше быть живым, чем четвертованным за то, чего ты не совершал.
— Когда мужчина стоит, словно баран у новых ворот, и вот так смотрит, и никак не подберет слов, это значит только одно, — твердо заявила госпожа Браунберг. — Он влюблен по уши!
— Он мой друг, а друзей не предают. Почему, когда ты поступаешь правильно, бывает настолько обидно и больно?
Я давно привык к тому, что выходной день не может пройти просто так: он обязательно принесет что-то, что мне придется расхлебывать всю неделю.
я схватила его, как нашего домашнего кота, и принялась тискать и гладить.
— Ну тебя! Хватит! Перестань! — домовой извивался в моих руках, но было видно, что он не против ласканий и чесаний. — Ладно, пузо еще почеши. И уши не трогай, укушу!
Мать снова стукнула меня иконой, словно святой заступнице требовалось вразумить дурищу. Примерно так меня называли, когда я говорила, что в жизни много других занятий, и не надо все сводить к свадьбе и дитачкам.
если ты умеешь любить, если ты дорожишь теми, кого любишь, то в твоем сердце всегда будет весна
— Ого, да тут пир горой! Пригласите?
Я не ругаюсь грязными словами, я с детства умею ими смотреть — и посмотрела на охранника так, что он счел за лучшее употреблять собственные запасы и не соваться к чужому столу. Он человек служивый, ему паек полагается, а нам еще неизвестно, как на Севере жить. А все прожрать много ума не надо. Такие, как этот охранник, все наши тюки за час могут опустошить — чего б за чужой счет не трескать?
События всегда развиваются от плохого к худшему, и попутный ветер никогда не начинает дуть в минуты отчаяния.
И теперь, сидя в каком то медвежьем углу Сузы, Лефер вдруг подумал: А почему бы и нет? Он всю жизнь пытался быть хорошим, но в итоге понял только одно: хорошие люди никогда не живут хорошо. Вот и вся истина.
Ревновать без повода глупо, а с поводом - уже поздно.
И снова соврал: никогда заказчик не станет защищать исполнителя. Кристиан Семеониди спрячет меня разве что на двух метрах под землей.
Но я не собиралась становиться еще одним телом в коллекции Эдварда. Воевать с собой всегда тяжело, но я понимала: стоит пойти на поводу у своих желаний, и все закончится.
Все девушки испокон веков мечтают выйти за принца – так вот он самый настоящий принц. Красив, умен, богат. Ну, хам и бабник, конечно, так кто из нас не без греха?
Любовь не терпит опозданий.
Никогда он меня не любил. Если бы любил – подал бы весточку. Хоть слово. И Дерек не смог с этим не согласиться.