Я отказываюсь править в Британии, где детей убивают того ради, чтобы спасти жизнь взрослым. Я хочу, чтобы меня запомнили как человека справедливого, - промолвил Артур, - на руках моих и без того довольно крови.
Мужчины, когда им больно, ведут себя безрассудно.
Артур, бич саксов, владыка Британии, человек, которого любовь ранила сильнее, нежели меч и копье.
- Ему нужна жена. - Или просто женщина. - Нет. Артур не из таких. Он не может переспать с женщиной и уйти восвояси как ни в чем не бывало. Он не видит разницы между желанием и любовью. Когда Артур вручает душу, он отдает всего себя - по мелочам он себя не разменивает.
Если изгнать саксов, Британия все равно останется недужной, ибо мы рискуем утратить своих богов. Христианство распространяется быстрее, чем саксы, а для богов христиане ненавистнее любого захватчика. Если новую веру не остановить, боги покинут нас навсегда, а что Британия без них? Однако если мы обуздаем богов и вернем их в Британию, и саксы, и христиане рассеются сами собой. Мы боремся не с той болезнью, Дерфель.
Как странно, подумалось мне: церковь, проповедующая бедность, никогда не прощает должников.
Самое время, говорит мне Игрейна, писать о былом. Она принесла новую стопку телячьих кож, бутылочку свежеприготовленных чернил и пучок перьев. Расскажи мне об Артуре, просит она, о нашей лучшей и последней надежде, о короле, который никогда не был королем, о враге Божьем и биче саксов. Расскажи об Артуре.
- Даже призналась: она не хочет этого брака. - А с какой стати ей хотеть? Она никогда не видела Ланселота. Мне не нужно ее желание, мне нужна лишь покорность.
И если Кайнвин не будет моей, какая разница, кого взять в жены.
Она никогда не поднимется высоко, но никогда и не падет низко. Она будет счастлива.
Магия не всегда удается, но я в нее верил.
Порою боги выбирают себе самых нелепых любимчиков.
Мы те, кто мы есть, а не те, кто были раньше. Нельзя обратить время вспять.
Артур, бич саксов, владыка Британии, человек, которого любовь ранила сильнее, нежели меч и копье.
- Ему нужна жена. - Или просто женщина. - Нет. Артур не из таких. Он не может переспать с женщиной и уйти восвояси как ни в чем не бывало. Он не видит разницы между желанием и любовью. Когда Артур вручает душу, он отдает всего себя - по мелочам он себя не разменивает.
Я отказываюсь править в Британии, где детей убивают того ради, чтобы спасти жизнь взрослым. Я хочу, чтобы меня запомнили как человека справедливого, - промолвил Артур, - на руках моих и без того довольно крови.
Мужчины, когда им больно, ведут себя безрассудно.
Впрочем, Артур неспроста посвятил меня в свою тайну. Он всегда умел привлекать людей, завораживать их своей открытостью. Особенно это ему удавалось с людьми молодыми, восторженными.
Принцесс обычно берут замуж не по велению их сердца, а по сговору, где обладание землями и властью важнее всего. Высокородная принцесса должна ложиться в постель с любым вонючим, обрюзгшим животным, старым козлом, если союз с ним укрепит границы государства.
Артур, казалось, ослеп и ничего не замечал. Это лето ему виделось началом прочного мира, пришедшего в Британию, но многие, очень многие понимали, что мы живем как бы в несуществующем раю для дураков.
Нет больше законов, нет больше книг, нет больше музыки, нет больше справедливости. Только мерзкие люди, сидящие вокруг дымных костров и прикидывающие, кого они убьют на следующее утро.
Мерлин пожал плечами. – Я предпочитаю окружать себя чужими детьми. Они благодарнее родных.
– Мы, ирландцы, знаем одно: прощенный враг остается врагом, с которым придется сражаться вновь и вновь. Артур верит, что в людях, даже самых худших из них, пусть глубоко, но запрятано добро. Вот почему он никогда не достигнет мира. Да, он жаждет мира, он только и говорит о мире, но его доверчивая душа – причина того, что у него всегда будут враги.
Нимуэ свернулась калачиком на носу лодки, прикрывая одной рукой пустую глазницу. – Я претерпела две раны мудрости, Дерфель, – прохрипела она. – Рану тела и рану гордости. Осталось столкнуться с безумием, и я стану такой же мудрой, как Мерлин.
Две линии бойцов застыли одна против другой. Требовалась невероятная смелость, чтобы первым решиться атаковать плотный ряд щитов с выставленными вперед стальными жалами копий. Впоследствии я видел армии, стоявшие друг против друга часами, прежде чем собирались с мужеством для начала атаки. Чем старше был воин, тем больше ему требовалось смелости. Только молодые не понимали, какой неприступной может быть стена щитов, и, кидаясь в атаку, погибали.