Она слишком сильно любила, а потом сошла с ума. Любить вообще опасно для здоровья
любая тайна душу корежит и наружу просится, что свойство у секретов такое: чем дольше хранишь, тем сильнее тянет поделиться.
Люди вообще любят странное. Но только когда это странное где-то далеко и лично их не касается.
"Правильно говорят, что голод- лучшая приправа...Всё-таки диета- не моё. Организм, чувствуя неминуемое приближение стройности, взывал о спасении."
Расхотелось ему становиться мастером и князем, в бродячих артистах жизнь куда как вольнее, их, небось, этикетом не мучают.
– Привыкайте, – Николай пропустил Анну. – Как только станет известно, кто вы, найдется изрядно желающих помочь вам…
– В чем?
– Во всем. И весьма часто без вашего на то желания. Ничто так не утомляет, как чужое стремление причинять добро.
Да… а на самом деле… на самом деле сердцу ведь не прикажешь! – Вы просто не пробовали.
Подумаешь, прокляты слегка… но шоколад-то какой! Вот овсянка с проклятьем – это совсем, совсем не то… овсянку я и без проклятий не люблю, хотя дед полагал, что она очень полезна для детей.
...женщину, которая твердо решила выйти замуж, некромантией не остановить
— Ты улететь хочешь или меня сожрать?
Мне с трудом удалось отрешиться от глухого отвращения.
— И улететь. И сожрать… я не голоден, но страх… страх сладенький.
Влюбляться я не планирую.
Выходить снова замуж тем более.
Просто… небольшой роман, чтобы вновь почувствовать себя женщиной. Разве я многого хочу?
Мужчины блудливы, что коты, и в принципе природой к верности не расположены
– Вот скажи… – Ольга потрясла ближайшую коробку, в которой что-то зазвенело. Анна лишь надеялась, что это «что-то» окажется в достаточной мере крепким. – Почему мужчины настолько… бестолковые?
– Не знаю, – честно ответила Анна. – Но… если иначе, зачем нужны были бы мы?
– Не понимаю, – она с наслаждением вдохнула горячий воздух, который обнял, согрел, утешая Анну. – Почему они винят вас?
Люди, которым было разрешено присутствовать на процессе, покидали здание суда неспешно. Кто-то останавливался, завидев Анну и ее мужа, кто-то, напротив, спешил убраться подальше и от судейских, и от некромантов, кто-то плевал под ноги.
Смотрел исподлобья, и во взгляде этом Анне мерещилось обещание.
– Потому что в ином случае придется признать, что виноваты они сами, – Глеб спускался медленно, опираясь на трость. Ноги его еще слушались плохо, правая и вовсе отказывалась сгибаться, отчего походка Глебова стала нехорошею, ковыляющей. – А это тяжело. Куда проще найти врага…
Василиса Дормидонтовна отличалась тем характерным упрямством, которое порой граничило с глупостью.
По колючему зеленому стеблю бежали муравьи. Тонкой нитью, друг за другом.
Деловитые.
Точно знающие, что делать. Их жизнь размерена и предопределена. Но стоит ли завидовать этой предопределенности?
Разум – вещь такая… весьма своеобразная. Вот люди по-своему разумны, а поди же, творят такое, от чего мне порой не понятно, как это наш мир не развалился.
Страх заставляет людей делать глупости.
Ярость – своего рода та же тьма. И ненависть. И страх. Темные эманации заполняли город, подстегивая сами себя. И люди, оказавшиеся в центре созданной ими же бури, терялись. Еще немного, они вовсе ослепнут и оглохнут, позабудут и про закон, и про такую нелепицу, как человечность.
Страх… уродует.
Он заставляет брать в руки вилы и молотки.
Он нашептывает об очистительном огне, который спасет.
Он требует действовать немедля, пока… воображение толпы с легкостью создает чудовищ, а они еще больше пугают людей.
– Муженек-то твой вроде и взрослый, а о такой малости, как еда, думать не привычен. Ему бы о чем великом, судьбоносном. Ничего, еще с полсотни лет проживет и поймет, что нет ничего более великого и судьбоносного, нежели правильный завтрак. Пусть и поздний.
– Ты кто?
– Не помнишь? Илья. Шлюхин сын, – он прищурился, пытаясь уловить в выражении лица Анны что-то такое. – Моя мать была шлюхой.
– А моя меня прокляла.
– Тоже прикольно, – кивнул мальчишка.
– Не спеши, – Ольга села рядом. – Дай посмотреть… не бойся, ты мне мало интересен.
– Вот и отлично.
– Я, в конце концов, слишком эмоциональна, чтобы соблюдать какие-то там договора…
– И злопамятна.
– Все женщины злопамятны…
– Это да… – согласился Земляной.
– Я не кричу! – Ольга топнула ножкой. – Просто вы… вы… с этими вашими договорами… прямо как мой братец. Тот тоже думает, что все можно запихнуть в рамки договора. Да… а на самом деле… на самом деле сердцу ведь не прикажешь!
– Вы просто не пробовали.
как показывает опыт, чужие разговоры иногда содержат много крайне полезной информации.
Мальчишки переглянулись.
Они явно думали, что Анна просто слишком наивна. Со взрослыми такое случается.