— Я ждала тебя, дитя Дану.
— И отнесешь меня к королю?
— Убивать станешь? — поинтересовалась она.
— Зачем? — Кайден облизал сладкие пальцы. — Я уже взрослый. Я уже не убиваю людей просто потому, что они мне не нравятся.
Он сделал вдох.
И выдох.
И рог запел. Он потянул не только воздух, но и силу.
Пускай.
Он пел о мире.
И о войне. О том, что вновь наступил час, когда живые должны заплатить кровью за ошибки мертвых. О смелости. И слабости. О нитях, что вот-вот оборвутся, и иных…
И Кайден знал, что будет услышан.
Наверное, Дуглас был прав. Он становится старше. Еще пару лет тому Кайдена вовсе бы не задумался о последствиях. А теперь он держал в руках женщину, которая явно согласилась бы на большее, чем просто разговор, и не знал, как поступить ему. Она, эта женщина, была слишком хрупкой, чтобы Кайден рискнул.
Ничто так не утомляет, как чужое стремление причинять добро.
ощущение неги, истома, которая погружает в состояние, весьма близкое ко сну. Ей вновь спокойно и легко, и далекий колокольный звон нисколько не мешает этой полудреме.
Хотя сплетни - дело такое, никто не знает, как именно они рождаются, главное, что, появившись однажды, они выходят в люди и уже там обрастают самыми удивительными подробностями.
Хорошее воспитание нужно, чтобы одним людям было удобней пользоваться другими.
А перспективы... никогда не понимала женщин, пределом мечтаний которых было удачное замужество. Наверное, потому, что не верила, что замужество и вправду может быть удачным.
Сколько за хвост ни тяни, а кот рано или поздно закончится.
Незнание законов от ответственности не освобождает, а вот знание – очень даже помочь способно.
— Суп, стало быть? Его тоже едят как-то… с переподвыпертом?
— Что, простите?
— С переподвыпертом? Ну там, овощи позеленеют, посинеют, крапинками пойдут, чтоб не отравиться.
— О нет, просто едят. Возьмите кремовый.
попробуй найди нормального организатора, чтобы не совсем идиот, но без инициативы. Все больше как-то наоборот попадаются, без мозгов, зато с инициативой.
— Народ счастливо ропщет под вашей стопой, — заявил Миршар, у которого вышло-таки справиться с чаем.
— Сам-то понял, что сказал?
— Правду. У нас ведь диктатура, — Миршар попытался прилечь, опираясь на локоть, но шипы пробили кошму, а следом и толстые перины. — Для поддержания имиджа народ обязан роптать. А уж как он там ропщет — это уже детали.
Сейчас ему неистово хотелось творить добро.
В конце концов, любое безумие должно быть хорошо продуманным.
Не то, чтобы Лотта замуж собиралась, но если другие женщины сочли мужчину негодным для совместного проживания, то стоит ли тратить на него время?
Что-то в нем было. Определенно. Лотта прислушалась к себе, надеясь, что именно сейчас, если не страстью затопит, то хотя бы бабочки в животе очнутся. Но вместо этого раздалось лишь характерное урчание. Наверное, бабочки хотели есть.
— Разве чудо перестает быть чудом от того, что вы понимаете, как оно устроено?
— Перестает, — уверенно ответил Данияр. — Чудо именно потому чудо, что необъяснимо, неподвластно разуму. Оно воздействует на чувства, оно дает эмоции…
Помнится, дядюшка вот так поцеловал одну, особо понравившуюся, так потом едва война не началась, жениться пришлось, нарушая обычай. Правда, сейчас дядюшка всем врет, что безумно счастлив, и ему верят. Или делают вид, что верят? Но гарем он распустил.
Сказал, что одна жена дешевле обходится.
А рыженькая…
Нет, с такими связываться себе дороже… этак точно окажешься женатым и без гарема.
Любовный роман без героического подвига, это что чаепитие без пудинга. Можно, но не вкусно.
У настоящей леди в животе не урчит.
Женские ножки — древнейшее оружие, а главное, что не потерявшее эффективности.
— Лазурные устрицы весьма коварны.
— Вы… знали? — голос был мрачен.
И Лотта мысленно прокляла свой слишком длинный язык. Все же бабушка была права. У Лотты категорически не получалось вести себя, как подобает леди.
— Их надо есть, когда панцирь и мясо приобретут пурпурный оттенок.
— Тогда почему… — Кахрай явно подбирал подходящие слова. — Промолчали.
А вот спутник его явно с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Я хотела, — плечи Лотты опустились. — Но бабушка… понимаете, она говорила, что воспитанный человек не должен указывать другим на их ошибки и тем самым ставить в неловкое положение.
Женщина должна есть. Когда женщина ест, она счастлива. А счастливая женщина радует окружающих!