— Андрюшик, замолчите. Я не юное создание тридцати шести лет от роду! Я стара, слаба и дьявольски умна. Вам что-нибудь об этом известно?
В Москве все было не так, как в остальном мире.Правильного, чистенького и блестящего, как парниковый огурец, европейца Москва ошеломила с первой же минуты, вывалив на него наглость, хамство и тяжеловесную, неотвязную услужливость таксистов в Шереметьево, бравших «до центра» сотню долларов.
- Тебе бы радоваться, что он тебя бросил. Умница, молодец, как это он догадался! Если б не он, такой решительный, и его новая любовь, еще более решительная, ты прожила бы с ним всю жизнь, терпела бы его подлости, боялась бы его взгляда, прощала бы ему все капризы и издевательства… Ты же слабая. Слабая и трусливая. У тебя не хватило бы характера развестись с ним, даже если бы ты в в конце концов все про него поняла.
- Разве Андрей был мужиком? Так, какое-то существо, капризное, недовольное, зависимое… Слизняк в дорогих брюках…
- Позвольте, но я чуть не умерла, когда он меня бросил.
- Ты чуть не умерла вовсе не из-за него, а от того, что он бросил тебя как-то особенно подло.
Похоже на то, как мужик, чтобы отомстить барину, на воротах повесился
Война, пожалуй, самый доходный бизнес, куда там наркотикам и нефти…
Он уже давно забыл это светлое ощущение, точнее, радостное предчувствие чуда. А может, никогда его и не знал?
- Мафия? – переспросил Филипп. – Впервые в жизни слышу это слово. Где ты его взяла?
– Но как же, – растерянно забормотал ангел, – это теперь все знают. Все знают, что она в Москве всех похищает и творит всякие беззакония…
– Кто? – спросил Филипп.
– Мафия, – совсем убитым голосом сказал ангел. – Русская мафия.
Впереди будет непонятный ребенок, папа - Петрысик, «на тот большак, за перекресток» по праздникам, разговоры по телефону сначала раз в три дня, потом раз в неделю, а потом – на каждый Новый год. Все хорошее позади. Все хорошее кончилось.
Можно жить дальше так, как он жил до этого, но от одной мысли о том, что он будет жить, как жил, Данилова тянуло немедленно удавиться.
Можно смотреть, как, цепляясь за ветки, шатается по лесу метель.
Человек моментально создаёт вокруг себя именно такое пространство, в котором ему комфортно и привычно.
Если постоянно следовать определенным правилам, можно в конце концов убедить себя, что живешь не зря.
К рыбе полагалось белое вино, а к мясу красное. И никогда наоборот.
Правила есть правила. Запивать шампанским картошку — преступление.
— Не можешь изменить ситуацию – измени свое отношение к ней.
Близилась полночь – время, когда кареты превращаются в тыквы, а юные девушки – в будущих матерей-одиночек.
С учетом жуткого дефицита времени из ванной она выскочила полуфабрикатной – с влажными волосами и лицом без косметики.
При виде этакого благородного изящества я почувствовала себя толстой и неуклюжей простушкой. Какой-то снежной бабой с носом-морковкой! Замурзанной кухаркой при благородной даме!
– Вот! Молодец! Хватай быка за рога, а кота за хвост! – Шеф щедро одарил меня скудной похвалой, сомнительной мудростью и подозрительным дельцем в картонной папочке с завязками.
Благородная старушка Ада Егоровна, как модно сейчас говорить, сделала мое утро. Однако выдержать в том же стиле целый рабочий день не представлялось возможным: увы, судейский язык шершав и скучен, как шинельное сукно.
Домашнее печенье Риммы Ивановны было темным, твердым и с виду подозрительно походило на засохшую собачью кучку, но на вкус – если разгрызть и терпеливо размочить сухие крошки во рту – оказалось вполне ничего.
В офисе, как ни странно, влет уходили все те продовольственные неликвиды, которые приносились из дома. «На миру не только смерть красна, но и еда вкусна», – с треском точа печенье, подумала Натка.
Русская народная пословица «Не родись красивой, а родись счастливой» определенно была правдива, как искренне кающийся грешник с рукой на Библии, клеммами детектора лжи на лбу и сывороткой истины в крови.
– Но раз уж мы тут сидим, давай-ка задушевно поговорим за чашечкой чая.
– С конфетами?
По тону ангелочка было понятно, что степень задушевности разговора будет прямо пропорциональна количеству конфет.
– С одной конфеткой, – разрешила Натка.
Зачем ты взял мою косметику, поганец? Я тебе сто раз говорила – это святое, пальцем не трогать!
– Так я же не пальцами! Что я, совсем темный? Я кисточками, пуховкой, спонжиком!
– Сеня! Мальчик твоего возраста и слова-то такого знать не должен – спонжик!
– Арсений, выходи!
– Зачем?
– Поговорим!
– Да, знаю я эти разговоры, после них у тебя ладонь болит, а у меня попа!