Отчего другим по три раза в день приходится тошно жить на свете, а Вам нет?
"Делать все самой" она называла смотреть, чтоб все при ней делали.
"Да умна ли она? Ведь у нас часто за ум, особенно у женщин, считают одну только, донельзя изощренную низшую его степень — хитрость, и женщины даже кичатся, что владеют этим тонким орудием; этим умом кошки, лисы, даже некоторых насекомых! Это пaссивный ум, способность таиться, избегать опасности, прятаться от силы, от угнетения".
"Такой умок выработала себе между прочим, в долгом угнетении, обессилевшая и рассеянная целая еврейская нация, тайком пробиравшаяся сквозь человеческую толпу, хитростью отстаивавшая свою жизнь, имущество и свои права на существование".
"Этот умок помогает с успехом пробавляться в обиходной жизни, делaть мелкие делишки, прятать грешки и т. д. Но когда женщинам возвратят их права — эта тонкость, полезная в мелочах и почти всегда вредная в крупных, важных делах, уступит место прямой человеческой силе — уму".
"Уменье жить" ставят в великую заслугу друг другу, то есть "казаться", с правом в действительности "не быть" тем, чем надо быть. А уменьем жить называют уменье - ладить со всеми, чтоб хорошо и другим, и самому себе, уметь таить дурное и выставлять, что годится - то есть приводить в данный момент нужные для этого свойства в движение, как трогать клавиши, большею частию не обладая самой музыкой.
- А помнишь: председатель в палате? Мы с тобой заезжали к нему, когда ты после гимназии приехал сюда, - и не застали. А потомон в деревню уехал; ты его и не видал. Тебе надо съездить к нему: его все уважают и боятся, даром что он в отставке…
- Черт с ним! Что мне за дело до него! - сказал Райский.
- Ах, Борис, Борис, - опомнись! - сказала почти набожно бабушка. - Человек почтенный…
- Чем же он почтенный?
- Старый, серьезный человек, со звездой!
Райский засмеялся.
- Чему смеешься?
- Что значит «серьезный»? - спросил он.
- Говорит умно, учит жить, не запоет: ти, ти, ти да та, та, та. Строгий: за дурное осудит! Вот что значит серьезный.
- Все эти «серьезные» люди - или ослы великие, или лицемеры! - заметил Райский. - «Учит жить»: а сам он умеет ли жить?
- Еще бы не умел! нажил богатство, вышел в люди…
- Иной думает у нас, что вышел в люди, а в самом-то деле он вышел в свиньи…
Без жертв, без усилий и лишений нельзя жить на свете: жизнь — не сад, в котором растут только одни цветы.
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием.
Хитрят и пробавляются хитростью только более или менее ограниченные женщины. Они за недостатком прямого ума двигают пружинами ежедневной мелкой жизни посредством хитрости, плетут, как кружево, свою домашнюю политику, не замечая, как вокруг их располагаются главные линии жизни, куда они направятся и где сойдутся.
Хитрость - все равно что мелкая монета, на которую не купишь много. Как мелкой монетой можно прожить час, два, так хитростью можно там прикрыть что-нибудь, тут обмануть, переиначить, а её не хватит обозреть далекий горизонт, свести начало и конец крупного, главного события.
Хитрость близорука: хорошо видит только под носом, а не вдаль, и оттого часто сама попадается в ту же ловушку, которую расставила другим.
"... писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда он не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать покойным и светлым взглядом жинь и людей вообще, - иначе выразит только свое я, до которого никому нет дела".
А любовь не забывает ни одной мелочи. В глазах её всё, что ни касается до любимого предмета, всё важный факт. В уме любящего человека плетётся многосложная ткань из наблюдений, тонких соображений, воспоминаний, догадок обо всём, что окружает любимого человека, что творится в его сфере, что имеет на него влияние. В любви довольно одного слова, намека... чего намека! взгляда, едва приметного движения губ, чтобы составить догадку, потом перейти от неё к соображению, от соображения к решительному заключению и потом мучиться или блаженствовать от собственной мысли. Логика влюбленных, иногда фальшивая, иногда изумительно верная, быстро возводит здание догадок, подозрений, но сила любви ещё быстрее разрушает его до основания: часто довольно для этого одной улыбки, слезы, много, много двух, трех слов - и прощай подозрения. Этого рода контроля ни усыпить, ни обмануть невозможно ничем. Влюбленный то вдруг заберет в голову то, чего другому бы и во сне не приснилось, то не видит того, что делается у него под носом, то проницателен до ясновидения, то недальновиден до слепоты.
"... писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда он не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать покойным и светлым взглядом жинь и людей вообще, - иначе выразит только свое я, до которого никому нет дела".
А любовь не забывает ни одной мелочи. В глазах её всё, что ни касается до любимого предмета, всё важный факт. В уме любящего человека плетётся многосложная ткань из наблюдений, тонких соображений, воспоминаний, догадок обо всём, что окружает любимого человека, что творится в его сфере, что имеет на него влияние. В любви довольно одного слова, намека... чего намека! взгляда, едва приметного движения губ, чтобы составить догадку, потом перейти от неё к соображению, от соображения к решительному заключению и потом мучиться или блаженствовать от собственной мысли. Логика влюбленных, иногда фальшивая, иногда изумительно верная, быстро возводит здание догадок, подозрений, но сила любви ещё быстрее разрушает его до основания: часто довольно для этого одной улыбки, слезы, много, много двух, трех слов - и прощай подозрения. Этого рода контроля ни усыпить, ни обмануть невозможно ничем. Влюбленный то вдруг заберет в голову то, чего другому бы и во сне не приснилось, то не видит того, что делается у него под носом, то проницателен до ясновидения, то недальновиден до слепоты.
Отчего другим по три раза в день приходится тошно жить на свете, а Вам нет?
"Делать все самой" она называла смотреть, чтоб все при ней делали.
"Да умна ли она? Ведь у нас часто за ум, особенно у женщин, считают одну только, донельзя изощренную низшую его степень — хитрость, и женщины даже кичатся, что владеют этим тонким орудием; этим умом кошки, лисы, даже некоторых насекомых! Это пaссивный ум, способность таиться, избегать опасности, прятаться от силы, от угнетения".
"Такой умок выработала себе между прочим, в долгом угнетении, обессилевшая и рассеянная целая еврейская нация, тайком пробиравшаяся сквозь человеческую толпу, хитростью отстаивавшая свою жизнь, имущество и свои права на существование".
"Этот умок помогает с успехом пробавляться в обиходной жизни, делaть мелкие делишки, прятать грешки и т. д. Но когда женщинам возвратят их права — эта тонкость, полезная в мелочах и почти всегда вредная в крупных, важных делах, уступит место прямой человеческой силе — уму".
"Уменье жить" ставят в великую заслугу друг другу, то есть "казаться", с правом в действительности "не быть" тем, чем надо быть. А уменьем жить называют уменье - ладить со всеми, чтоб хорошо и другим, и самому себе, уметь таить дурное и выставлять, что годится - то есть приводить в данный момент нужные для этого свойства в движение, как трогать клавиши, большею частию не обладая самой музыкой.
- А помнишь: председатель в палате? Мы с тобой заезжали к нему, когда ты после гимназии приехал сюда, - и не застали. А потомон в деревню уехал; ты его и не видал. Тебе надо съездить к нему: его все уважают и боятся, даром что он в отставке…
- Черт с ним! Что мне за дело до него! - сказал Райский.
- Ах, Борис, Борис, - опомнись! - сказала почти набожно бабушка. - Человек почтенный…
- Чем же он почтенный?
- Старый, серьезный человек, со звездой!
Райский засмеялся.
- Чему смеешься?
- Что значит «серьезный»? - спросил он.
- Говорит умно, учит жить, не запоет: ти, ти, ти да та, та, та. Строгий: за дурное осудит! Вот что значит серьезный.
- Все эти «серьезные» люди - или ослы великие, или лицемеры! - заметил Райский. - «Учит жить»: а сам он умеет ли жить?
- Еще бы не умел! нажил богатство, вышел в люди…
- Иной думает у нас, что вышел в люди, а в самом-то деле он вышел в свиньи…
Без жертв, без усилий и лишений нельзя жить на свете: жизнь — не сад, в котором растут только одни цветы.
Хитрят и пробавляются хитростью только более или менее ограниченные женщины. Они за недостатком прямого ума двигают пружинами ежедневной мелкой жизни посредством хитрости, плетут, как кружево, свою домашнюю политику, не замечая, как вокруг их располагаются главные линии жизни, куда они направятся и где сойдутся.
Хитрость - все равно что мелкая монета, на которую не купишь много. Как мелкой монетой можно прожить час, два, так хитростью можно там прикрыть что-нибудь, тут обмануть, переиначить, а её не хватит обозреть далекий горизонт, свести начало и конец крупного, главного события.
Хитрость близорука: хорошо видит только под носом, а не вдаль, и оттого часто сама попадается в ту же ловушку, которую расставила другим.
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием.
Хитрят и пробавляются хитростью только более или менее ограниченные женщины. Они за недостатком прямого ума двигают пружинами ежедневной мелкой жизни посредством хитрости, плетут, как кружево, свою домашнюю политику, не замечая, как вокруг их располагаются главные линии жизни, куда они направятся и где сойдутся.
Хитрость - все равно что мелкая монета, на которую не купишь много. Как мелкой монетой можно прожить час, два, так хитростью можно там прикрыть что-нибудь, тут обмануть, переиначить, а её не хватит обозреть далекий горизонт, свести начало и конец крупного, главного события.
Хитрость близорука: хорошо видит только под носом, а не вдаль, и оттого часто сама попадается в ту же ловушку, которую расставила другим.
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием.
хотя люди и успели напиться, но не до потери смысла, и по этой причине признали свадьбу невеселою.
Редкое достоинство - если характер, а не претензия на него...
Великая любовь неразлучна с глубоким умом: широта ума равняется глубине сердца — оттого крайних вершин гуманности достигают только великие сердца — они же и великие умы!