«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
"И как теперь справиться с жизнью? Эти люди не созданы для неудач, а нестерпимые удары судьбы для них и вовсе губительны. Но разве кто-нибудь создан для того, чтобы выносить трагедии и несправедливость страдания? Никто. Трагедия человека, не созданного для страдания, - это трагедия каждого."
Трагедия внешне очень приличной семьи, в которой беды ничего не предвещало. Сбылась американская мечта! Да, теперь уже и не только американская, а всего общества потребления, общества, стремящегося к успеху. Семья американского еврея достигла пика этого счастья. Ему достался неплохой стабильный бизнес от отца, перчаточная фабрика, дело всей жизни, дом, красавица-жена, выигравшая престижный конкурс красоты, Сеймур по прозвищу Швед успешен во всем, у него растет дочка. Они любят друг друга, по крайней мере, создают такое впечатление. И ничто беды не предвещало!
Но вот он гром среди ясного неба! Почему из благополучной семьи, по всем канонам хорошей семьи, вдруг вырастает неблагополучный ребенок, который становится убийцей, вором, любым преступником, который не просто не оправдывает надежд и чаяний родителей, он асоциален, он не может находиться в обществе, он преломляет это общество, становится агрессивным и опасным? Есть ли большее горе у родителей, у хороших в общем-то вроде бы родителей? Если только смерть или неизлечимая болезнь любимого дитя... Так что страх силен. В этой семье этого страха не знали, но отзвуки были еще совсем в детстве. Тук- тук металлическими молоточками по голове... Что-то пойдет не так, - стучат они. Что-то тревожно. Тревожно вплоть до физической боли. Это сродни потери ребенка. Он где-то не здесь, не с нами, с ним что-то происходит... Но почему? Филип Рот не ответит нам на этот вопрос! Не ответит, возможно, потому что универсального ответа нет, все очень индивидуально.
Благополучная семья, в которой люди не знают друг друга. Назвать их жизнь фарсом и театром, я не могу... потому что они верят в свою жизнь, искренне верят, они так живут, так мечтают, стремятся к тем вершинам, выше, сильнее, больше... Разве это плохо? Я всегда думала, что нет. Не плохо, хорошо. Просто это не дает душевной стабильности, не спасает от агрессии, не создает иную ментальность. Они не знакомы друг с другом. Их откровения приводят в ужас друга друга. Они не знают сами себя. Я это не я... Так честнее. Я - это мое представление о себе. А кто ж такой Я? А кто-такая она? А что значит - Мы? Кто знает?
Пресловутая американская мечта не станет панацеей, не спасет об беды, не подарит гармонию, и свобода, которую она дарит, лишь внешняя, на самом деле еще большие рамки.
"Заблуждения - вот, что позволяет нам жить дальше. И может, самое правильное - перестать беспокоиться о верности или ложности нашего взгляда на людей и просто продолжать идти дальше по жизни. Если тебе удается такое, ты счастливчик."
Это один из возможных ответов. Просто принимать, как данность. Но когда это все происходит в твоей семье, то все еще сложнее. Когда пытаешься кроить людей по своим лекалам, можешь потерять человека, потерять, как личность. У нас у всех свои лекала, мы все хотим выкройки по своим представлениям о жизни. Так легче.. для нас. Не для тех, кого кроят... Труднее принимать готовую выкройку, не пытаться подрезать...
Роман великолепный, драма вся на надрыве, глубокая, потрясающая, заставляющая чувствовать и думать. Ф. Рот - прекрасный рассказчик! Восхищаюсь!
Последний романтик. Май.
"И как теперь справиться с жизнью? Эти люди не созданы для неудач, а нестерпимые удары судьбы для них и вовсе губительны. Но разве кто-нибудь создан для того, чтобы выносить трагедии и несправедливость страдания? Никто. Трагедия человека, не созданного для страдания, - это трагедия каждого."
Трагедия внешне очень приличной семьи, в которой беды ничего не предвещало. Сбылась американская мечта! Да, теперь уже и не только американская, а всего общества потребления, общества, стремящегося к успеху. Семья американского еврея достигла пика этого счастья. Ему достался неплохой стабильный бизнес от отца, перчаточная фабрика, дело всей жизни, дом, красавица-жена, выигравшая престижный конкурс красоты, Сеймур по прозвищу Швед успешен во всем, у него растет дочка. Они любят друг друга, по крайней мере, создают такое впечатление. И ничто беды не предвещало!
Но вот он гром среди ясного неба! Почему из благополучной семьи, по всем канонам хорошей семьи, вдруг вырастает неблагополучный ребенок, который становится убийцей, вором, любым преступником, который не просто не оправдывает надежд и чаяний родителей, он асоциален, он не может находиться в обществе, он преломляет это общество, становится агрессивным и опасным? Есть ли большее горе у родителей, у хороших в общем-то вроде бы родителей? Если только смерть или неизлечимая болезнь любимого дитя... Так что страх силен. В этой семье этого страха не знали, но отзвуки были еще совсем в детстве. Тук- тук металлическими молоточками по голове... Что-то пойдет не так, - стучат они. Что-то тревожно. Тревожно вплоть до физической боли. Это сродни потери ребенка. Он где-то не здесь, не с нами, с ним что-то происходит... Но почему? Филип Рот не ответит нам на этот вопрос! Не ответит, возможно, потому что универсального ответа нет, все очень индивидуально.
Благополучная семья, в которой люди не знают друг друга. Назвать их жизнь фарсом и театром, я не могу... потому что они верят в свою жизнь, искренне верят, они так живут, так мечтают, стремятся к тем вершинам, выше, сильнее, больше... Разве это плохо? Я всегда думала, что нет. Не плохо, хорошо. Просто это не дает душевной стабильности, не спасает от агрессии, не создает иную ментальность. Они не знакомы друг с другом. Их откровения приводят в ужас друга друга. Они не знают сами себя. Я это не я... Так честнее. Я - это мое представление о себе. А кто ж такой Я? А кто-такая она? А что значит - Мы? Кто знает?
Пресловутая американская мечта не станет панацеей, не спасет об беды, не подарит гармонию, и свобода, которую она дарит, лишь внешняя, на самом деле еще большие рамки.
"Заблуждения - вот, что позволяет нам жить дальше. И может, самое правильное - перестать беспокоиться о верности или ложности нашего взгляда на людей и просто продолжать идти дальше по жизни. Если тебе удается такое, ты счастливчик."
Это один из возможных ответов. Просто принимать, как данность. Но когда это все происходит в твоей семье, то все еще сложнее. Когда пытаешься кроить людей по своим лекалам, можешь потерять человека, потерять, как личность. У нас у всех свои лекала, мы все хотим выкройки по своим представлениям о жизни. Так легче.. для нас. Не для тех, кого кроят... Труднее принимать готовую выкройку, не пытаться подрезать...
Роман великолепный, драма вся на надрыве, глубокая, потрясающая, заставляющая чувствовать и думать. Ф. Рот - прекрасный рассказчик! Восхищаюсь!
Последний романтик. Май.
Мелкие затруднения, неизбежные в каждой семье, под влиянием невероятного, раскалывающего сознание события разрастаются до размеров катастрофы.
...Плывем по жизни... Это самообман. Или попытка убедить себя, что да - мы просто плывем. Попытка, изначально оправдывающая свою глупую суть. Бегство от реальной Картины за зажмуренными глазами, за заткнутыми изо всех сил, ушами, чтобы не видеть, не слышать, и переждать в таком неприглядном положении определенный момент. Момент, когда чувствительность исчезнет под уколом миллионов остроконечных игл, как это бывает, если долго сидеть на подвернутой под себя, ноге. Ее не чувствуешь, но от этого она не перестает БЫТЬ.
Плывем по жизни? Как бы не так! Просто не хватает мужества открыть глаза и увидеть собственную агонию в море крови, которая капает с меча Судьбы, безжалостно вознесенной над нашими головами. Капает кровь человечества, каждого человека по отдельности. Судьба не щадит никого. Кого-то медленно, кого-то одним махом, кого-то рассеянно и по чуть-чуть, но убивает... Не щадит никого - это неизбежность.
...Сеймур Лейвоу, или просто Швед - золотой мальчик, успешный во всем, любимец всех, гордость семьи, потенциальный кандидат на звание Счастливый. Растет под лучами любви и трепетного благоговения, наследует роскошь и достаток, и во всем этом шике ему ослепительно улыбается жена - первая красавица, коронованная! Ах вот она какая - Американская мечта! Жизненные идеалы, абсолютное процветание и удача в стране, где жизнь каждого человека будет лучше, богаче и полнее, где у каждого будет возможность получить то, чего он заслуживает. Да неужели?
Чем заслужил Швед жизнь, полную бесконечного одиночества и краха всех ожиданий?
Мужчины редко плачут. Одна-единственная мужская слеза во сто крат больнее режет сердце, чем целые потоки женских слез. А каково видеть горько рыдающего мужчину, с бессильно опущенной головой, который больше не может держать в себе боль по непутевому чаду. Он отчаянно пытается найти ответ на самый главный вопрос: "Что я сделал не так? Что МЫ сделали не так?"
Его дочь, его Мередит росла в любви, в заботе. Пожелай она весь мир - он был бы у ее ног. Потребуй она звезду с неба - Швед достал бы ее в придачу с Луной. Он не видел или упорно не хотел видеть, что в самОй структуре его ребенка изначально произошел какой-то сбой. Что-то пошло не так в момент задумки этого монстра. Именно монстра! Можно ведь как-то пережить проблему наркозависимого, алкоголика, неприглядности сексуального характера или маргинала какого-нибудь. Но Мерри... Она разрушила не только себя. Она убила своего отца, она его уничтожила не только морально. Швед начал свое мучительное умирание в тот день, когда его ребенок впервые произнес: "я чувствую себя одиноко"... И это не в пятнадцать лет, не в тринадцать, не в десять и даже не в шесть. И если задуматься, то в истоке ее порочности стоит не заикание, которым она страдала (а Швед делал все возможное и не только, чтобы искоренить этот недостаток). По всему миру живет огромное количество заикающихся людей, не представляющих абсолютно никаких угроз для общества.
С Мерри другое. Пошалил ген, родилось чудовище...
Оказывается, что не только "недолюбленность", но и чрезмерная любовь к ребенку может стать причиной искалеченным жизням.
Всепоглощающая, жертвенная, слепая любовь к ребенку - это Палач.
Каждый кузнец своего счастья... Какая глупость! Рождаясь, человек причиняет боль и страдание. Он живет, продолжая делать то же самое. Плывет по морю из крови, непрестанно капающего с Меча Судьбы. Кто-то барахтается и захлебывается, кто-то отпускает себя воле ветра, кто-то топит других и продолжает свой путь по трупам... Это выживание в личной трагедии, в вечной одинокости.
Да, мы одиноки, глубоко одиноки, и впереди у нас одиночество еще более глубокое. И ничем нам не развеять его. Нет, одиночество не должно удивлять, как бы ни изумляла нас горечь этого чувства. Можно попробовать вывернуть себя наизнанку, но все равно будешь одинок, только внутренностью наружу.
Великолепная проза от Рота, которая стала для меня откровением. Это Исповедь человека, которую слушаешь вдумчиво, с натянутыми до предела нервами, выхватываешь отдельные мысли и смакуешь их. Пропитываешься их потрясающей мощью и хочешь запомнить, вспоминать и снова пережить тот самый момент, когда она тебя впервые поразила.
Браво автору! Великолепно!
Прочитано в Клубе "Последний Романтик ЛЛ".
ksu12 Оксана, моя огромная благодарность тебе за то, что ты выбрала именно эту книгу на совместное прочтение!
Отзыв - он не отразил всего того, что продолжает разрывать мой мозг. Мне кажется, что написать об этой книге именно так, как о ней думается... вряд ли...
Спасибо тебе еще раз!
Будут меня искать в погонах,
Даже друзья забудут меня,
Двери приличные закроют.
Что мне косые эти взгляды,
Я вне закона.
Я - синоптик, я – синоптик (с)
Трудно оказалось предсказать впечатления от книги. Хоть автора с уверенностью могу назвать любимым, но есть у него книги, которые я просто не догоняю. Вот и в этот раз толи я замучила книгу, толи она меня.
Самый объемное произведение Рота, из мною прочитанных, как оказалось, он может быть многословен.
Пастораль до предела американская, я запредельно далека от нее, потому и от книги тоже.
Это определенно потрясающий труд, настолько приближенный к реальности, что даже главные действующие лица имеют реальный прототип. И пусть история этих героев не основана на их реальной судьбе, но события, беседы на тему, обсуждения и потрясения реальны на 100 процентов и на столько же процентов социально-политические.
Вот тут то я и споткнулась, потому, как совсем никогда не интересовалась жизнью Америки.
Что бы оценить роман по достоинству, надо или быть американцем, или хорошо знать, чем жила Америка 60-70-ых годов, о социально–политической нестабильности и беспорядках.
Но можно отнестись к роман, как социально-психологической драме (что я и сделала).
Правда, в этом случае, досадно, что добрую треть книги я читала совершенно зря.
Можно смело начинать с 150 страницы и знакомится с историей Шведа, рассказанной от лица писателя Цукермана, собирающего историю по крупицам и не со слов рассказчика. А значит заведомо обрекая нас на отсутствие ответов на вопросы.
Раньше у него не было повода задумываться: «Почему так, а не иначе?» Зачем, когда все у него шло как по маслу? Почему так, а не иначе? Ответа нет в принципе, но до того дня блаженный Швед не знал и о существовании вопроса.
Лейвоу - благополучная, обеспеченная семья.
Мама, занимающаяся хозяйством, католичка с короной "Мисс Нью-Джерси".
Папа – заботливый семьянин, внимательный к людям, предприниматель, красавиц еврей. Серьезный и разумный, рассудительный и внимательный дед.
Единственное чадо – доченька – радость и надежда. С проблемами речи, с комплексами и желанием привлекать как можно больше внимания, а главное, с крайне радикальными взглядами. Пришлось мне узнать, что были такие Синоптики или Метеорологи – оппозиционное молодежное движение с революционными настроениями, молодёжь, выступающая против войны в Вьетнаме, к коим и причисляла или с кем была солидарна дочь Лейвоу.
Почему единственный, обласканный ребенок в благородном семействе вырастает преступником?
Говорят, что ребенку очень трудно найти себя, имея успешных и красивых родителей, страх быть недостойной и не соответствовать порой толкает на странные и нелогичные поступки. Может это и стало отправной точкой быть против… против станы, против семьи, против «казаться», против «добиваться успеха».
Трудно судить и не имеет смысла. Единственная дочь выросла другой, с противоположными взглядами на семейную идиллию и идеализирование Америки.
Очень интересный взгляд на страну на примере одного маленького семейства.
Идеальная Америка в маске благополучия с натянутой улыбкой оказалась внутри весьма не прочной и гниловатой.
я неожиданно поймал себя на мысли о том, о чем Швед, должно быть, недоуменно размышлял до последнего дня своей жизни: каким образом он стал игрушкой истории?.
Последний романтик ЛЛ)
Ксюша ksu12 , спасибо, рада что все-таки прочитала)
"Следует, разумеется, помнить и о том, что правильное понимание людей — это не жизнь. Жизнь — это их неправильное понимание, все большее в него углубление, добросовестный пересмотр своих умозаключений и снова неправильный вывод. Заблуждения — вот что позволяет нам жить дальше...
Перед нами обычная американская семья. Зажиточная, вовремя попавшая в золотую струю. Мама, папа, дочь.
Сеймур Лейвоу, по прозвищу Швед, мог гордиться собой и своими достижениями. Всё, как у всех, возможно даже и лучше. Да только это видимость благополучия. Потому что его дочь- террористка, убийца. Отбросок общества,- это не будет слишком жестоко применительно к ней. Его девочка, любимый, желанный ребёнок, теперь изгой, вызывающий презрение и позывы к рвоте даже у самого отца.
Что пошло не так? Ведь воспитывали же, старались. Где упустили момент? Когда совершили ошибку? Когда оборвалась ниточка взаимопонимания? Или её и не было никогда?
А звоночки былы, были: "Поцелуй меня так, как ты ц-ц-целуешь м-м-маму." И он подался, поцеловал. Почему? Этого объяснить не мог. Но, возможно, уже тогда начался переломный момент? Или тогда, когда Мерри написала всего одну строчку в сочинении: "Жизнь — это просто короткий отрезок времени, пока ты живой"? Или когда она, двухлетняя малышка говорила: "Мне одиноко"?
Трудно сказать, трудно определить, но какое-то разрушительное начало жило в этой девочке с самого детства. Кнопка тревоги уже была готова к нажатию, механизм запустился и в один ужасный момент демоны зла выбрались наружу.
И тогда семьи не стало. Рассыпалась, как карточный домик. "В их семейной трагедии повинно время — им не хватило того времени, что они были с ней". И вот теперь их дочь- террористка. Это не укладывается в голове, это не принимается, не складывается в картинку. Такого просто Не Может Быть. И всё же это есть.
Потеря ребёнка- это очень страшно. Но потерять его вот так, видя, как разлагается личность, понимать, что "интеллект остался невредим, и однако она безумна", осознавать, что больше никогда не сможешь нормально общаться со своей девочкой,- это не просто страшно, это почти что умереть.
Мать запрятала воспоминания подальше, а отцу только и остаётся делать, что заниматься самоедством. Переживать, думать, раз за разом перематывать плёнку прошлого в поисках ответа. Думать и вспоминать, вспоминать и думать.
"Три поколения. Росли. Работали. Копили деньги. Достигали успеха. Три поколения, бившиеся за Америку. Три поколения, враставшие в нацию. А для четвертого все так бесславно кончилось." Мередит сломала, можно сказать сознательно, всё на чём основывалась её семья.
Как и почему она пошла на поводу людей, чуждых её окружению, - ответа нет. Почему ей было жалко букашку, а с человеческими жизнями она не считалась, - тоже трудно понять. Её мысли, образ жизни вызывают отторжение даже у родного отца, что уж говорить о других.
Возможно, семья Лейвоу потеряла дочь, когда та только научилась говорить, или пошла в школу, или когда бунтовала, как все подростки. Факт тот, что они её потеряли навсегда. Увы, они никогда не оправятся.
...И может, самое правильное — перестать беспокоиться о верности или ложности нашего взгляда на людей и просто продолжать идти по жизни. Если тебе удается такое, ты счастливчик."
Для клуба Последний романтик ЛЛ. (тут я хмыкну несколько раз))
Оксана ksu12 большое спасибо за предложение. Одну звёздочку сняла за излишнюю, на мой взгляд, затянутость.
Роман о резком сломе ценностей в американском обществе после 1945 года. До этого времени это самое общество было традиционным, вариантов жизненного пути было, считай, не так уж много и все в одной парадигме: родился, учился, женился, работал, купил дом, родил детей, понянчил внуков, умер. Если еще и успехов добился, то все, жизнь сложилась как надо, американская мечта в действии, настоящая пастораль. Такой и была жизнь Сеймура "Шведа" Лейвоу - мальчика, рожденного с серебряной ложкой во рту, красавца, спортсмена, добровольцем ушедшего на войну (правда, под самый конец), владельца перешедшей ему от отца перчаточной фабрики "Ньюарк-Мейд" и большого поместья в Олд-Римроке, штат Нью-Джерси, мужа первой красавицы штата и отца очаровательной дочери. Да вот не все так гладко было, как казалось со стороны тем, кто был знаком с ним лишь поверхностно, как рассказчик, писатель Натан Цукерман. Случайно повстречав Шведа в 1995 году, когда тот якобы хотел написать биографию своего отца, Натан быстро понял, что вовсе не об отце захотел поговорить кумир его детства, однако тот так и не осмелился завести интересующий его разговор, все рассказывал о своих замечательных сыновьях от второго брака, а через несколько недель скоропостижно скончался.
И Натан с помощью вырезок из газет, беседы со своим другом детства, братом Шведа Джерри, и собственных домыслов, решил написать историю Шведа, этого столпа американского общества, который оказался подъеден термитами набравших в шестидесятые силы общественных движений. Дочь Мерри, в детстве заика, выросла в девушку, презирающую своих родителей, их жизненный уклад, ценности и правила. Она прониклась коммунистическими идеями, выступала против Вьетнамской войны, а в конечном итоге и вовсе взорвала бомбу в местном отделении почты, и при взрыве погиб невинный человек. После этого Мерри пустилась в бега, отец не оставлял попыток ее найти, связался с какой-то Ритой Коэн, которая вешала ему на уши лапшу и ее устами в романе озвучивалась коммунистическая доктрина. Чем этот расцвет левачества в шестидесятые-семидесятые закончился, всем известно - США потеряли львиную долю производств, которые переместились в страны третьего мира, и обрели "Ржавый пояс" и небывалый расцвет преступности.
Когда отец все-таки нашел Мерри, он сначала не узнал дочь: прежде корпулентная девушка усохла, пара зубов были выбиты, обитала она в ночлежке, ее неоднократно насиловали бомжи, и теперь она стала последовательницей джайнизма. Воистину, пустой сосуд легко наполнить чем угодно, и если родители тоже пустоваты, то задача всяким промывателям мозгов облегчается в разы. И я очень понимаю Шведа, который все эти годы казнился и думал, что он сделал не так, что сделала не так его жена, почему их дочь уродилась такой. Да не уродилась она, и в этом вечная проблема родителей - они слишком многого ждут от своих детей и рассчитывают, что те будут следовать планам, придуманных для них мамой и папой. Сложно осознать, что ребенок - таки отдельная личность, которая будет принимать собственные решения, хочешь ты того или нет, и это прекрасно видно из без малого сотни разговоров Шведа с дочерью о Нью-Йорке, когда ей было шестнадцать.
Безусловно, поступок Мерри становится трещиной в основании фундамента этой на первый взгляд крепкой семьи, и ближе к концу романа мы видим, что поддерживать эту иллюзию не хватило сил ни у Шведа, ни у его жены, и, как мы знаем, брак их долго не протянул. Роман заканчивается 1973 годом, то есть последние двадцать с хвостиком лет Шведа предлагается додумать самостоятельно, зная некоторые вводные из 1985 и 1995 годов из начала книги. Но вот простил ли он себя и понял ли дочь - этого никто не узнает никогда. Как мне видится, он просто попытался вымарать эти страницы первого неудачного брака и неудачного ребенка как черновик и начал писать свою жизнь с чистого листа. А уж что преподнесут эти миллениалы в своем переходном возрасте - он-таки уже не дожил.
« Когда кто-то умер, это случается: разом заканчивается противостояние, и тот, кто при жизни казался скопищем пороков, человеком, с которым немыслимо дышать одним воздухом, теперь предстает в самом привлекательном свете; многие его поступки, позавчера казавшиеся вам отвратительными, сегодня вызывают у вас, следующего в лимузине за катафалком с гробом, не просто сочувственную улыбку, но чуть ли не восхищение. Какое отношение ближе к правде — безжалостно-придирчивое, допустимое по отношению к человеку до похорон, незаметно сложившееся в мелких баталиях повседневной жизни, или то, что наполняет нас печалью на семейных поминках, — даже постороннему судить трудно. Вид гроба, опускаемого в землю, может произвести в сердце огромную перемену: вы вдруг осознаете, что не так уж плохо думаете о покойном. Но что вид гроба производит в душе, занятой поисками истины? Не скажу, что знаю ответ на этот вопрос. »
Он и правда жил в каком то своем, личном раю. Как живут люди, добившиеся успеха. Добропорядочно. Осознавая, что повезло. Благодаря судьбу и Бога, ниспосылающих им милости. Справляясь с возникающими проблемами. И вдруг все это пропало — как отрезало. Помощь небес исчезла. И как теперь справиться с жизнью? Эти люди не созданы для неудач, а нестерпимые удары судьбы для них и вовсе губительны. Но разве кто-нибудь создан для вынесения нестерпимых ударов? Кто создан, чтобы выносить трагедии и несправедливость страдания? Никто. Трагедия человека, не созданного для трагедии, — это трагедия каждого.
Ты идешь к кому-то и думаешь: «Расскажу». Но зачем? Чтобы, как ты надеешься, облегчить душу? Вот почему ты так мерзко чувствуешь себя потом — душу-то ты раскрыл, но если все, о чем ты поведал, действительно ужасно и трагично, тебе становится не лучше, а хуже: обнажение, неизбежное при исповеди, только усугубляет страдание.
Преодолевая свою поверхностность и ограниченность, ты стараешься подходить к людям без надуманных ожиданий, без груза предрассудков, надежд или высокомерия, насколько возможно разоруженным, без пушек и автоматов, без стальных заградительных щитов толщиной в полфута; ты стараешься аккуратно ступать на цыпочках, а не взрывать землю тяжелыми гусеницами, подходить с полной готовностью к пониманию, как равный к равному, как (используя наше любимое изречение) человек к человеку, и все-таки ты обречен на непонимание, не меньшее, чем если бы ты оперировал мозгами танка. Непонимание происходит еще до встречи, в период, пока ты ее ожидаешь, продолжается, пока вы общаетесь, и закрепляется, когда, придя домой, ты рассказываешь кому-то об этой встрече. И поскольку они в основном так же поступают в отношении тебя, любое общение — это сбивающая с толку бессмысленная иллюзия, обескураживающая фарсовая сшибка неверных интерпретаций. И все-таки как же нам обходиться с этой невероятно важной частью жизни, именуемой другие, когда, как выясняется, она значит совсем не то, что мы ей приписываем, а нечто другое, смешное, потому что все мы лишены приспособлений, позволяющих понять невидимые мысли и невидимые цели другого? Неужели всем надо просто разойтись, запереть за собой двери и жить в полной изоляции, как это делают одиночки-писатели, запирающиеся в своих звуконепроницаемых кабинетах и конструирующие людей из слов, а потом проникающиеся уверенностью, что эти люди-слова куда ближе к реальности, чем люди подлинные, с которыми мы сталкиваемся ежедневно и которых никогда не сможем понять?
Ирония — одно из средств защиты и абсолютно бессмысленна, если твой путь — это путь божества.