Нерасторжимая пара Мерсье и Камье неоднократно пытаются покинуть город, в котором угадывается Дублин. Куда, зачем они идут? Кажется, что сами герои не имеют никакого представления о цели своего путешествия.
«Мерсье и Камье» – первый франкоязычный роман Сэмюэля Беккета, лауреата Нобелевской премии, родоначальника театра абсурда. В его творчестве этот роман расположился точно посередине между ранней англоязычной прозой и зрелыми произведениями на французском языке.
В «Мерсье и Камье» уже заметны некоторые приемы ведения абсурдного диалога, которые Беккет позднее использует в своей пьесе «В ожидании Годо».
Роди меня обратно!
Это не лучшая книга Беккета, как мне кажется, но очень для него характерная. Налет печали, мрачности и злой иронии на этом романе - вещь для ирландского прозаика привычная. Дряхлые герои, сюжет без времени и практически без пространства, которое если и есть, то живо напоминает картину Дали "Часы". Время состарилось вместе с героями, обрасло пылью и старческим маразмом. Мерсье и Камье идут не зная куда и зачем, ведут не имеющие никакого смысла разговоры, просто ждут конца, находясь в юдоли ужаса и мрака. Родите меня обратно, я не хочу здесь находиться, моя жизнь ошибка!- устами Уотта вопит Беккет. Человеческая жизнь вещь никчемная и ничего на этом свете не имеет смысла. С этим трудно согласиться, но если поразмышлять в подобном ключе, то кое-какие здравые нотки в этой бредятине найти можно. Потому что нытье - это тоже жизнь. мысли о смерти и абсурде всего вокруг- тоже жизнь. Мы - марионетки, никчемные болванчики, застрявшие между рождением и смертью. Неприятная мысль, конечно, но кто-то ее должен был выразить.
Роди меня обратно!
Это не лучшая книга Беккета, как мне кажется, но очень для него характерная. Налет печали, мрачности и злой иронии на этом романе - вещь для ирландского прозаика привычная. Дряхлые герои, сюжет без времени и практически без пространства, которое если и есть, то живо напоминает картину Дали "Часы". Время состарилось вместе с героями, обрасло пылью и старческим маразмом. Мерсье и Камье идут не зная куда и зачем, ведут не имеющие никакого смысла разговоры, просто ждут конца, находясь в юдоли ужаса и мрака. Родите меня обратно, я не хочу здесь находиться, моя жизнь ошибка!- устами Уотта вопит Беккет. Человеческая жизнь вещь никчемная и ничего на этом свете не имеет смысла. С этим трудно согласиться, но если поразмышлять в подобном ключе, то кое-какие здравые нотки в этой бредятине найти можно. Потому что нытье - это тоже жизнь. мысли о смерти и абсурде всего вокруг- тоже жизнь. Мы - марионетки, никчемные болванчики, застрявшие между рождением и смертью. Неприятная мысль, конечно, но кто-то ее должен был выразить.
При всей моей безграничной любви к Самуэлю Беккету - после прочтения крутилась в голове только одна мысль: "Что это было?"
Слишком дождливо, затянуто, безразлично, слишком гладко - не за что зацепится. Никакого отчаяния, никакой безнадежности, никакой искренности. Беккета, каким я его люблю, в "Мерсье и Камье" было очень мало. Общая линия абсурдности конечно была выдержана, да, печаль будет длиться вечно, но лучше бы я в это время "Мёрфи" перечитала.
На протяжении первой половины книги на моём лице так прочно воцарилось выражение немого изумления, что я даже забывала смеяться.
Я в последнее время боюсь читать аннотации или рецензии. То чепуха сплошная, то спойлеры. Поэтому о том, что ЭТО называется театр абсурда, я узнала после прочтения. А также, кто такой вообще Беккет.
Сама книжица забавная.
Только пошлости показались немного не к месту. Письки там, жопки. И без них неплохо получилось.
И еще не очень то мне нравится, когда я не понимаю концовки. Иногда это бывает из-за её отсутствия, иногда из-за отсутствия моего воображения. Тут, видимо, второе.
Ну, да ладно. Все равно забавно! И местами наводит на размышления. Но тут же и отводит в сторонку.
Гм, довелось мені читати багацько специфічних речей, але ця книжка - це таки найабсурдніший з усіх абсурдних абсурдів. Якщо і впала на "Мерсьє та Кам'є" хоч якась найменша тінь цікавості, то це виключно через стилістику твору - вона оригінальна. Решти я не "вшарила": сюжету не зрозуміла, подій не зрозуміла, героїв не зрозуміла, характерів не зрозуміла. Відчуваю себе трохи не в своїй тарілці після прочитання цієї книжки. Кажуть, твір став переломним для автора. А я скажу, що він кого завгодно зламати може, а не лише самого Беккета. Даруйте.
Через несколько часов у меня экзамен, но я не хочу о нем думать. Я ни с того ни с сего решила взять в руки МиК, доставшуюся мне подарком в Лабиринте, и не смогла оторваться.
С самого начала, главные герои, по именам которых назван роман, неотличимы. Можно читать и не обращать внимание на то, кто именно говорит. Однако, постепенно в тексте они приобретают довольно детальные образы. Интересно, как аккуратно и постепенно это вводилось.
Очень приятный язык. Удивительно, как действие происходит в очень ограниченном числе повторяющихся мест и не теряет динамики. Местами это достигается и вовсе провалами во времени.
Рада каждой строчке этого странного путешествия. И все таки трудно описать о чем именно МиК. Два старика, с трудом встретившись, отправились на прогулку и попали в путешествие, возможно не впервые. Они обрушивали все свое живое внимание на простые предметы обихода, затем с той же легкостью о них забывали. Они пытались определить куда и зачем идут, но попытки диалога, похожего на два единовременных монолога, были тщетными. Долгие беседы о том, как спастись от дождя и поиск ночлега в кромешной тьме. Подростковые выходки и тут же причитания о болячках. Все это связывают между собой пространные философские рассуждения.
Будем же внимательней следить за Марсье и Камье, никогда не отставая от них больше, чем на лестничный пролет или на толщину стенки.
Что можно сказать о жизни такого, что бы не было уже сказано? Очень многое. Например, что ее вечно заносит черт-те куда.
- Господин Конейр, - сказал он, - примите мои извинения. Вчера в какой-то момент я много о вас думал. Потом я перестал о вас думать, ну совершенно, ни секунды. Как будто вас никогда не было, господин Конейр. Нет, я ошибся, как будто вы были, но исчезли.
– Трудовой день окончен, – сказал Камье. – Кажется, будто чернила брызжут с востока и затопляют небосвод.
Зазвонил колокол, возвещавший закрытие.
– Мне чудятся, – сказал Камье, – смутные и пушистые призраки. Они витают вокруг нас, издавая глухие стоны.
Так на менее слабого пусть обопрется слабейший, чтобы путь продолжать. Вместе они, возможно, сумеют быть доблестны. Во что верится, конечно, с трудом. Или же великая слабость может овладеть ими одновременно. Да не поддадутся они в таком случае отчаянию, но будут с верою ждать, покуда минет тяжелое время. Несмотря на туманность этих выражений, они друг друга поняли, более или менее.
– Когда мы уезжали из города, – сказал Камье, – было необходимо уехать из города. Так что мы уехали совершенно правильно. Но мы не дети, а у необходимости свои причуды. Если, решив прежде вести нас вперед, теперь она решает вести нас обратно, должны мы артачиться? Я полагаю, нет.