Отель «Нью-Гэмпшир»

You can check out any time you like
But you can never leave!

The Eagles, "Hotel California"

Наверное, Ирвинг прав. Потому что я тоже думал когда-то, что всё у меня обязательно будет хорошо и славно, и будет любовь, и будет счастье, и смысл тоже будет, и будет всё-всё-всё вообще. Наверное, все так думали. А потом - бац! - и ты уже взрослый, и жизнь начинает разгоняться вниз, и ты понимаешь, что жизнь твоя стала каким-то чёртовым отелем. Где постоянно снуют какие-то странные и не очень симпатичные люди, а родные и дорогие уходят и не возвращаются, и всё привинчено к полу, и ты не радушный хозяин, а какой-то жалкий забитый постоялец из углового номера, а где-то в ванной с тошнотворно-надсадным булькающим звуком всплывает Грустец.

Ты пробовал травить его, поджигал и вот теперь утопил, а он, каналья, не тонет, прямо Распутин какой-то. И остаётся только сидеть и печально удивляться тому, что жизнь внезапно стала какой-то чужой, а забавная семейная сага - безумным постмодернистским макабром в отрыве от реальности, и не вернуться назад. Ирвинг, жопа с ручкой, ты что такое творишь, а? Я хотел почитать про милых фриков и медведя на мотоцикле, зачем ты так, а?

И что делать - я топил, а он не тонет. Или идти тихонько сквозь годы по обшарпанному гостиничному коридору, захлопывая за собой двери и не оглядываясь назад, или вот, пожалуйста, окно. Так или иначе, в конце коридора всё равно окно, так не проще ли сразу? Потому что ты, например, карлик, или совсем не умеешь целоваться, или мышиный король. Потому что-то где-то четыреста шестьдесят четыре, а ты так и не начал считать, и не знаешь, как сказать, что любишь, потому что:

- ты гей - таксидермист
- ты влюблён в собственную сестру
- ты старая дева со штангой
- ты слишком умный, но очень грустный медведь
- ты девочка - радикал с кучей мусора в голове
- ты бездарность по сравнению со Скоттом Фицджеральдом
- тебя изнасиловали в детстве
- Грустец не тонет.

Ирвинг, мать твою, что ты такое курил, а? Зачем ты с ними так? Зачем ты так со мной, а? Они ведь не заслужили и не виноваты, да и я, наверное, тоже. Слишком много крови и schlagobers, и боги, как же талантливо.

И вот твоя неосуществлённая любовь разрастается, как раковая опухоль, и ты кричишь, и плачешь, и бьёшься в агонии, и во всём великом и могучем не хватает слов. Weltschmerz, ощетинился своими жесткими согласными и сидит, смотрит. Слово - надгробие, слово - приговор. Любовь камнем лежит на сердце, на живую нитку привязанная, и тоже не тонет, хоть и такая невыносимо-тяжёлая, а так хотелось бы утонуть, но любовь не тонет и вместе с ней сердце. И где-то поблизости так и маячит окно и в нём бессердечные тела Габсбургов, и так не хочется к ним лежать под weltschmerz и слушать безумные оперы Доницетти. И ты уже не понимашь, где кончается любовь, а где начинается Грустец. Если религия - просто очередная разновидность таксидермии, то любовь определённо подвид Грустеца, особенно пакостный и непотопляемый. И остаётся только учиться говорить самому и плавать, тоже самому, раз уж такая штука. И хорошо бы украсить отель к Рождеству, раз уж всё же. И непременно жить дальше и верить, и не сдаваться. И найти свою любовь, и потом уже не отпускать, хоть это и так трудно, что совершенно точно понадобится медведь, здоровенный, как эйфелева башня, и умный как четыреста шестьдесят четыре Эйнштейна. И верьте Фрейдам, обоим, и не расставайтесь с бейсбольной битой, потому что мало ли, и обязательно запоминайте сны, а лучше записывайте в тетрадочку. И самое-самое главное, умоляю вас...

...проходите мимо открытых окон.

Дорогой Джон!
Ты, конечно, извращенец, но я тебя обожаю!
Любовь эта граничит с мазохизмом, боль и наслаждение на каждой странице. С моим сердцем ты обращаешься с деликатностью ножа для колки льда. Измочалишь его в мелкую крошку, заставляя сначала привязаться к твоим героям, а после изощренно их истребив. Подчеркиваю – изощренно. Убийственная фантазия. Убийственные книги.

Не икалось ли тебе на прошлой неделе? Я побывала с визитом у семьи Берри. Милейшие люди. Главная их беда в том, что они попали к такому кровожадному богу как ты. Как только я заселилась в отель «Нью-Гэмпшир» №1, я собрала маленький чемоданчик и отправила свою логику в отпуск. Здесь она мне не пригодится. Она слишком стандартна для этого места. К твоим героям, дорогой Джон, нельзя подходить с обычным мерилом.
А вот Берри держатся молодцом, несмотря на весь тот ад, который ты на них вывалил.
Это не семейная сага, это семейная анатомия. Ты срываешь все покровы с маниакальностью эксгибициониста.
Всё началось с того, что Вин Берри купил старого медведя, мотоцикл, родил пятерых детей и купил старое здание женской семинарии, чтобы перестроить его в отель. Какой простор для твоих фирменных пыток!

...так вот мы приближались к Рождеству: размышляя о росте, подслушивая любовь, отказываясь от ванн, подбирая подходящую позу для мертвой собаки, бегая, отжимая тяжести и надеясь на дождь.

"Если вы хотите легкой жизни, сказал старый Троцкий, - вы ошиблись столетием".

Если вы хотите легкой книги, сказала я, - вы ошиблись автором.
Ты же все жилы вытянешь. А потом приласкаешь языком по ранам (ох уж этот мне язык, знаток всех эрогенных зон чеканутого читателя), излечишь, успокоишь и всё лишь для того, чтобы опять порвать душу в клочья. Жестокий и щедрый демиург.

Дорогой Джон! Ты – болезнь. И в моем случае уже хроническая.
Каждый твой роман как ожог! Больно же!
Пиши еще, умоляю!

"Таксидермия - дело сугубо личное"!

А ведь найдутся читатели, и, думаю, их окажется не мало, которые станут говорить об этих книгах с точностью до наоборот: плохо – хорошо, поверхностно – глубоко, надуманно, раздуто - продуманно, сжато и так далее…

Первой книгой, что я прочитала у Джона Ирвинга, была «Четвертая рука». Сперва я решила, что к творчеству автора просто подошла не с той стороны, и надо было выбирать по хронологии или же по популярности его произведений, потому как уже первая книга не пошла, но нет, дело оказалось не в том. Так как следом за первой не пошла вторая. Чего уж говорить о третьей книге. Все произведения автора похожи друг на друга. И вот в чем сходства на мой взгляд. Растянутость повествования. Настолько тягомотного чтива я давно не встречала. Надуманность и неправдоподобность. Такое ощущение, что все события, описываемые в книгах Ирвинга очень сильно притянуты за уши, причинно-следственные связи порой отсутствуют напрочь. Во время знакомства с «Четвертой рукой» мне вообще казалось, что автор сперва написал множество псевдоэротических сцен, а потом уже постарался их как-то связать сюжетом, что ему на мой взгляд так и не удалось. Часто задаешься вопросом: «А почему герой так поступает? Что им движет?» О героях тут вообще – разговор отдельный. Опять же не могу припомнить книг, прочитанных за последнее время, в которых меня настолько бы не привлекали герои. И эта некая скабрезность! Бесконечное описание каких-то сомнительных сцен, запахов и физиологических процессов. И ладно бы эротических, в художественной литературе такие сцены призваны по меньшей мере вызывать эстетическое наслаждение, а тут, кроме ощущения омерзения, гадливости, ничего нет. Хотелось после очередного подобного выпада автора, не знаю, умыться, отряхнуться. Приведу пример, (какой бы побезобиднее) - как в первой, так и во второй книгах есть собаки. Обе больны. Так автор постоянно описывает далеко не самые приятные симптомы их болезней, словно бы наслаждается этим.
«Четвертая рука»
Книга с первых страниц завлекает некой детективной завязкой. Успешный журналист, на пике своего карьерного роста, на очередном задании теряет руку. Давно следившая за его деятельностью, молодая вдова предлагает ему пересадить руку, от своего только что почившего мужа. Сказавшись влюбленной в него, по крайней мере так нам подают в начале, эта особа желает иметь от пострадавшего журналиста дитяти. И потому внезапная кончина ее супруга кажется нам заранее ею спланированной. Но увы и ах. Детективная завязка – это просто декорации, за которыми ничего, кроме пустоты, разбавленной пустотой и трижды ею же приумноженной, нет.
«Отель Нью-Гэмшир»
За вторую книгу автора я бралась уже с большой неохотой, но все-таки с надеждой, мало ли, чего не поняла, и с первых же страниц стало ясно, - меня ждет все тоже самое, что было в первой книге, пусть с другими, но такими же невыразительными героями, скабрезными сценами, ненужными описаниями, от которых сперва мутит, а потом ты просто заходишь в умственный тупик и остаешься в нем до последней страницы. «Отель Нью-Гэмшир» я дочитать не смогла, чесно остановившись на его середине. Потом нашла одноименный фильм (1984 года), и уже досматривала до конца его. Не скажу, что фильм мне понравился, но, по крайней мере, в нем много красивых лиц. Все остальное – так же пошло и глуповато. О чем эта книга? Перед нами – большая американская семья, пять детей. Родители покупают здание под отель и всей семьей переезжают в него жить. События, которые разворачиваются на фоне их судеб, думаю, не столь значительны, чтобы их описывать подробно, так как это семейная сага, и весь драматизм сконцентрирован на взаимоотношениях внутри семьи, взаимоотношениях детей. А там – какой-то тихий омут, в котором водятся черти.
«Правила виноделов»
Эту книгу я читать не стала. Опять же, посмотрев одноименный фильм. Но и в нем почерк автора был на лицо: непривлекательные герои, извращенные отношения, сцены насилия, скабрезности и откровенная пошлость. От легкого многообещающего названия ничего не осталось. Перед нами история мальчика, выросшего в приюте, история его взросления, поиска жизненного пути, на котором ему предстоит наломать много дров, прежде чем он поймет (или же не поймет) какие-то важные вещи.
Единственным плюсом в этой истории было то, что первые две книги я слушала в озвучке Ирины Ерисановой, и этот факт хоть как-то смягчил не особо приятное знакомство с автором.

Подробнее смотрите выпуск -

«Мир просто обречен стать лучше» (с.)

И вот финал. Ясный, логичный, исчерпывающий. В голове на тысячи радужных осколков рассыпаются образы. Соберешь ли воедино? Дерзнешь ли пересказать? Едва ли получится. Ты знаешь историю, картинка плотно укладывается в голове, но собрать ее в одиночку без автора вряд ли сможешь. Только он умело зачерпывает ладонью разномастные фрагменты и помещает в сложный механизм авторской мысли. Глядишь в трубку калейдоскопа и под разным углом видишь новую причудливую мозаику. И все же, если вы спросите меня строго, о чем этот прекрасный роман Ирвинга, я отвечу просто – о семье. О семье в ее сочетании взрослых и детей, обыденностей и открытий, взлетов и падений, счастливых моментов и горестей. Была ли семья Вина Берри эксцентричной? Думается мне, что каждая семья по-своему чудная.

В жизни Мэри Бейтс и Винслоу Берри был Штат Мен. Штат Мэн был слишком старым, чтобы быть просто медведем, но умел вальяжно проехать на мотоцикле по лужайке отеля. А еще был Фрейд, не тот Фрейд, и все же тот, кто указал им путь и взял три обещания. После появилось суматошное недолгое счастье первых дней брака и война, долгие заработки и Гарвард. Все это было значимо, но, конечно, не настолько, как то, что следом друг за другом в жизнь Мэри и Вина вошли Фрэнк, Фрэнни, Джон, Лилли и Эгг – дети.
Большая семья под предводительством деда Айовы Боба могла бы так и ничем не запомниться в нестройной толпе, но Винслоу Берри был мечтателем. Не праздно витающим в облаках, но способным решиться на важный шаг. Так появился отель «Нью-Гэмпшир», и если вам думается, что впереди вас ждет увлекательный производственный роман, то вы сильно ошибаетесь. Ведь «Нью-Гэмпшир» - это всего-то и есть декорация к тому сложному жизненному пути, которое пройдет семейство Берри.
Можно только представить, каких сил стоила Мэри любовь к мечтателю Вину. Можно только догадываться, откуда Вин черпал свое умение претворять желания в жизнь. Только, конечно, нет никаких сомнений в том, что на долю семьи выпало слишком много лишений, слишком много бед. Слишком много боли для каждого ребенка. Глазами третьего – Джона мы проследим за замысловатым путем каждого.
Через всю жизнь старший Фрэнк пронесет свое чувство неполноценности и недолюбленности. Хотя разве кого-то сейчас удивит нетрадиционная ориентация? Серьезный не по возрасту, с малых лет Фрэнк будет тащить на своих плечах груз ответственности за болезненное воскрешение Грустеца и за недолгий полет Лилли. Заслужил ли он это вечное покаяние? Несильно симпатизируя старшему ворчуну, в финале безотчетно обнаруживаешь к нему свою искреннюю привязанность. Юная красавица Фрэнни переживет едва ли не самую страшную трагедию, но останется сильной. Даже перед лицом страха, даже в пылу потерь и в Австрии, даже вопреки порочной любви. Фрэнни поражает своей стойкостью и… своей жертвенностью. Малышка Лилли, так и оставшаяся маленькой мудрой сестричкой, тоже перенесет личную трагедию, эту вечную попытку подрасти. Едва ли поймешь до конца, сколько боли доставляла ей ее внешняя неполноценность, переросшая со временем во внутреннюю. Тяжко смотреть и на попытки младшего Эгга спасти память о любимом питомце. Тяжко вообще в принципе принять тот факт, что Эгг, что Мэри...
И, конечно, куда более болезненно и непреодолимо интереснее наблюдать за путем самого рассказчика – Джона, который за свою жизнь совершит немыслимый пируэт к преодолению непозволительной любви. Получилось ли? Наблюдать за борьбой Фрэнни и Джона (сложно назвать любовью то, что вылилось в годы принятия, преодоления и всего один день счастья) увлекательно, как бы морально сложно ни было. Все время чувствуешь тот самый контраст между сердцем и разумом. Мне безумно хотелось счастья для каждого из этой пары, но умом понимала, что счастье вдвоем для них попросту невозможно.
Маленькая, но от этого не менее важная история каждого члена семьи, станет частью большой зрелищной картины под названием «Отель Нью-Гэмпшир». На поверку окажется, что в этой картине слишком много мрачных тонов. На протяжении всего романа я страшно недолюбливала отца семейства Вина. Не принимая во внимание последний, более чем неосознанный подвиг, понимаешь, что в его вечных метаниях, попытках создать «еще один отель», утаивается эгоизм. Хорошо ли Вин понимал, на какие жертвы шла ради его мечты Мэри? Знал ли, что чувствовали его дети? Отдавал ли себе отчет в том, что жизнь во втором отеле и убила тех, чей полет был недолог, и покалечила детей? На протяжении всей жизни у Вина не получилось сделать самое важное – стать отцом.

Я думаю о судьбах героев и понимаю, что пальцев одной руки мне не хватит, чтобы сосчитать количество потерь, утраченных жизней. Автор настолько сближает читателя с героями, что каждое несчастье семьи воспринимается как личное, глубоко переживаемое. Роман у Ирвинга действительно вышел трагичным и непростым, ведь он умудрился совместить на одном просторном полотне и жизнь семьи, и портрет непростой эпохи, и двух медведей. Пересечь понятия терроризма и порнографии и доказать, что жизнь есть не что иное как увлекательное путешествие, совершая которое так важно суметь обрести себя и не забыть дорогу домой. Дорогу к счастью. И, боже мой, как порой она трудна, но и ее осилит идущий.

«Завещание было связано с теорией Айовы Боба, что все мы находимся на большом корабле — «в большом кругосветном круизе». И вопреки опасности в любой момент быть смытыми за борт, вернее из-за самой этой опасности, мы ни в коем случае не должны поддаваться грусти или хандре. То, как устроен этот мир, не может служить основанием для слепого цинизма или незрелого отчаяния; миром — так верили они, Айова Боб и мой отец, — двигает, как бы скверно это у него ни получалось, страстное желание обрести какую-то цель, и мир просто обречен стать лучше" (с.)

И смех, и слезы, и любовь.

Открывая роман Джона Ирвинга , ты с первых строк попадаешь в увлекательный и неповторимый мир обыкновенной американской семьи Берри, которая, чем дальше ты читаешь, тем становится тебе все роднее, за чьими перемещениями, потерями, минутами радости и грусти наблюдать особое удовольствие, словно в определенный момент приоткрывается потайная дверь в твое собственное детство и воспоминания, связанные с ним, накатывают на тебя , увлекая все дальше по волнам нашей памяти. И не замечая, как летят страницы, летит время в книге и в твоем настоящем, вместе с нахлынувшими воспоминаниями, предаешься мечтам, ведь не зря говорят :"мечтать не вредно" и "мечты сбываются"..хоть иногда.

Наверняка вы получите массу сильных и самых невероятных эмоций от знакомства с этой книгой, если:

Любите семейные саги;
Юмор вам по "душе" и в книгах, и в жизни. Вы готовы посмеяться не только над другими, но и над собой;
Боль чужую воспринимаете как свою. Слова из песни "Друг в беде не бросит" для вас не пустой звук. Вы готовы придти на помощь своим родным и близким, даже если порой разногласия с ними и обостряются настолько, что в ход идут кулаки и выпускаются заряды в форме обидных слов, типа жопа с ручкой;
Отель для вас ассоциируется пусть и с временным, но домом, в котором также тепло, уютно и вкусный обед и ужин непременно прилагается как возможность собраться семьей за большим столом.
Вы воспринимаете возможности как трамплин осуществить мечту;
ЬЭрл..

Вы вполне допускаете , что жизнь состоит не только из белого и адекватно воспринимаете во всем её многообразии, хотя порой это слишком больно и тяжело:
Секс и таксидермия не станут препятствием для того, чтобы отложить роман. Постарайтесь понять тех, кто больше всего любит свою сестру и мечтает о близости с ней.
Лучшие советы тем, кто прошел через изнасилование, может дать слепой мужчина, воспринимающий вас за постояльца своего Отеля.
Европа может оказаться для вас очень опасной, потому что радикалы, живущие с тобой в одном Отеле вдруг задумали террористический акт. И спасти известную Оперу и людей может только твоя семья, где давний её друг Фрейд ( но не тот, который известный ученый) будет им до конца.
Мечтательность отца, раздражающая в детстве, с годами станет все милее, прекраснее и понятнее и поможет каждому из них не растерять в себе главное, не потеряться в бушующем океане жизни и еще крепче спаяет их.
ЬЭрл...
Я -это каждый из них, членов большой и дружной семьи. Сильные и крепкие, нежные и нерешительные, сомневающиеся и упорные, вспыльчивые и спокойные, мудрые и дерзкие. Настоящие. Местами уморительные. Не дающие скучать себе и тебе. А еще Медведь Эрл, который был недостаточно умным, но стал для родителей талисманом и другой медведь, умный, но не настоящий, скрывающий под звериной шкурой свою боль. И конечно, Грустец, который не тонет...

И напоследок несколько советов:
Ты должен стать одержимым и не растерять одержимости.
Ты должен и дальше проходить мимо открытых окон.
Когда ты собираешься уходить, сначала скажи об этом тому, от кого уходишь.