Это – невозможно уместить в жанр детектива.
Это – загадка на уровне чувств, ощущений, ассоциаций.
Это – флер, возникающий иногда в голосах моря, песка, ветра…
Это – безупречность формы и парадоксальность содержания.
Это – язык, на котором говорит со своим читателем литература XXI века.
Птица поет в моей голове
И мне повторяет, что я люблю,
И мне повторяет, что я любим,
Птица с мотивом нудным.
Я убью ее завтра утром.Жак Превер
Перечитал.
Первый раз я читал "Анук" в 16 лет, и она поразила меня до глубины души. Я мечтал быть Анук, я пытался стать ей. Длинные юбки, combat-boots и короткие волосы. Она прекрасна. Она приходит, садится рядом, а у ног ее плещется волшебство, а на поводке у нее чудеса, а в карманах ее рюкзака - корешки от билетов в кино и старинные монеты с дыркой посередине. Анук, моя девочка, я грезил тобой!
Так что отношения с этой книгой у меня сугубо личные и интимные, как и со всеми романами Платовой, что уж скрывать. Я ее люблю.
Если попытаться оторваться от моих эмоций и добавить конструктива, то параллели с "Парфюмером" напрашиваются сами собой. Но это не плохо! Запахи описаны так живо и осязаемо, что ноздри начинают трепетать. Именно с "Анук" началась моя страсть к парфюмерии, за что ей огромное спасибо. Авторский язык - властный, тягучий, такой, знаете ли, словно духи "Magie Noir" - и голова болит, и оторваться невозможно. У Платовой вообще удивительная способность нахватать всяких слов, образов и аллюзий и замешать их во что-то невообразимое. А потом она хватает тебя за шкирбон и с головой макает в этот наваристый суп. Вот и плавай в нем, силясь понять, то ли это ГГ так качественно сходит с ума, то ли под видом детектива тебе подсунули самый что ни на есть магический реализм.
Отдельное спасибо за Жака Превера. И эпиграф, и птицы, и Линн "Рубиновое сердечко". Стыдно признать, но я именно через Платову познакомился с этим замечательным поэтом. И рад знакомству безмерно.
Птица поет в моей голове
И мне повторяет, что я люблю,
И мне повторяет, что я любим,
Птица с мотивом нудным.
Я убью ее завтра утром.Жак Превер
Перечитал.
Первый раз я читал "Анук" в 16 лет, и она поразила меня до глубины души. Я мечтал быть Анук, я пытался стать ей. Длинные юбки, combat-boots и короткие волосы. Она прекрасна. Она приходит, садится рядом, а у ног ее плещется волшебство, а на поводке у нее чудеса, а в карманах ее рюкзака - корешки от билетов в кино и старинные монеты с дыркой посередине. Анук, моя девочка, я грезил тобой!
Так что отношения с этой книгой у меня сугубо личные и интимные, как и со всеми романами Платовой, что уж скрывать. Я ее люблю.
Если попытаться оторваться от моих эмоций и добавить конструктива, то параллели с "Парфюмером" напрашиваются сами собой. Но это не плохо! Запахи описаны так живо и осязаемо, что ноздри начинают трепетать. Именно с "Анук" началась моя страсть к парфюмерии, за что ей огромное спасибо. Авторский язык - властный, тягучий, такой, знаете ли, словно духи "Magie Noir" - и голова болит, и оторваться невозможно. У Платовой вообще удивительная способность нахватать всяких слов, образов и аллюзий и замешать их во что-то невообразимое. А потом она хватает тебя за шкирбон и с головой макает в этот наваристый суп. Вот и плавай в нем, силясь понять, то ли это ГГ так качественно сходит с ума, то ли под видом детектива тебе подсунули самый что ни на есть магический реализм.
Отдельное спасибо за Жака Превера. И эпиграф, и птицы, и Линн "Рубиновое сердечко". Стыдно признать, но я именно через Платову познакомился с этим замечательным поэтом. И рад знакомству безмерно.
Странный роман для меня оказался. Он очень насыщен красками, запахами, образами, какими-то физически ощущаемыми компонентами, но мне было отчего-то липко, неприятно, душно.
Героиня - Анук - из меня словно энергию вытягивала, поэтому хотелось дочитать как можно быстрее эту историю.
И одновременно с этим было что-то притягательное во всем этом странном киселе, не дающее бросить.
Но когда я закрыла книгу, почувствовала огромное облегчение.
Существуют ли болота, которые воспринимаешь с позитивным настроем? Если да, то книги Виктории Платовой - это как раз болото в хорошем смысле.
Я не о застое событий. Я о том, как затягивает. Не выберешься, пока не прочтешь. Завораживающий, обволакивающе-затягивающий стиль. Отличная книга! Хотя в число любимых она не вошла.
Я теперь понимаю, почему люди любят детективы. Я, правда, не совсем понимаю, стоит ли считать детективом то, что читаешь не ради сюжета, а исключительно из-за русского языка (полноте, русский ли он? А может, смешиваются два - жадный хриплый русский Гая и изысканный французский Ги). Но, в любом случае, отказать в занимательности книге Платовой нельзя. Честно говоря, я пребывала в наивной уверенности, что Анук связана как-то с Дилинджером, но уверенность быстро ушла, а на место ей пришла заинтересованность.
Заинтересованность сродни той, которая возникает, когда видишь слишком сложный рисунок, каждая деталь которого прекрасна, но целое содержание ускользает. Содержание, впрочем, ускользнет все равно - но сильней было бы удовольствие, если бы неуловимая Анук оказалась в грубых читательских пальцах?
Да что там нравилась – они с ума по ней сходили, по моей Анук. По девочке, от которой можно было ожидать чего угодно. Чего угодно за исключением нижнего белья.
прагматичный северный бабец (по давно заведенной традиции он по-настоящему заинтересован в твоей скромной персоне) может сымитировать все, что угодно, – от темперамента chica latina1 до множественного оргазма. Но лучше всего у бабца получается утренний кофе в постель и невинный вопрос, заданный еще более невинным голосом: «Что тебе приготовить на ужин, сла-адик?» На то, чтобы выкурить бабца из квартиры, уходит такая туча времени, что побриться ты уже не успеваешь.
Но разве в этом суть, если дело касается Анук? Суть состоит совсем в другом, и она так и норовит крючьями вцепиться тебе в горло: либо ты выбираешь Анук, либо ты выбираешь все остальное.
Все подчинено круговому движению рептилий. Все подчинено круговому движению. Круговому.
Сначала смерть поражает щиколотки и колени, кожа на них приобретает землистый оттенок, а потом и вовсе становится землей. Текущую по жилам кровь сменяет дождевая вода, сердце тоже видоизменяется: вместо маловразумительного, наполненного требухой мешка в груди у деда оседает крошечная мельница, она-то и качает воду. Возможно, это та самая мельница, которую мы с Анук смастерили в наше первое дождливое лето из щепок, жестянки и лопастей от старого вентилятора. Постоянно циркулирующая вода делает свое дело, не сразу, но делает: дедовы кости сыреют, покрываются тонким слоем коры и выпускают первые побеги. Именно они, а еще больше – живущие под корой насекомые привлекают птиц. Ничем другим объяснить появление в доме крапивников я не могу. За полгода до моего отъезда из поселка крапивники повадились прилетать из пиниевой рощи, садиться деду на плечи и что-то выклевывать в них.