Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру.
«Видения Коди» называли прямым продолжением самого знаменитого романа Керуака – «В дороге», ставшего манифестом бит-поколения. «Видения Коди» стали легендой задолго до публикации; роман был полностью опубликован лишь после смерти Керуака, а исправленный и сверенный по авторской рукописи вариант был выпущен в престижной серии «Library of America» в 2015 году. Именно по этому изданию и готовился русский перевод.
Впервые на русском.
Это самый сложный из битнических текстов, который мне встречался. Огромный документально-визионерский коллаж, по сравнению с которым даже нарезки Берроуза кажутся не сложнее "Дублинцев" Дж. Джойса (впечатление странное и обманчивое, но уж коли возникло и коли я положил себе правилом писать тут отзывы по горячим следам, то и его запишем; на самом деле эта книжка Керуака, "Голый завтрак" (например) Берроуза и "Дублинцы" просто настолько разно задуманы, организованы и исполнены, что сравнивать их - это как судить о преимуществах хвойных пород деревьев перед гужевым транспортом, - но я увлёкся).
Так вот, коллаж. Местами это коллаж звуковой - расшифровки подлинных записей разговоров Керуака, Нила Кэссиди и некоторых прочих, данные без редактуры. Они там курят веселящую флору, слушают пластинки, говорят о разном, перебивают друг друга, иногда медленно соображают, а иногда как-то слишком быстро. Любого журналиста редактор за такие расшифровки интервью (где оставлены все "эээ...", грубо говоря) убил бы, но Керуак не журналист.
Другой источник и другая часть этого коллажа - иногда совершенно визионерские медитации, иногда чуть более сюжетные, но всё равно медитации (часто действительно основывающиеся на событиях, описанных в "На дороге" (но про "продолжение" на обложке врут, об этом ниже)) на Коди Помрея / Дина Мориарти / Нила Кэссиди. Ни пересказывать их, ни думать о "главной мысли" смысла нет.
Чего же ради всё это читать? - спрашивают радиослушатели. А вот ради этих самых медитаций. Иначе говоря, ради видения тебе, читателю, этого самого Коди. Отсутствие редактуры плёнок, спонтанность остальных кусков, вообще "непричёсанность" - всё это Керуаку нужно не для "как бы ещё выпендриться", а для того, чтобы у нас, читающих его книгу, хотя бы на время появился, включился и поработал кусок его сырой памяти.
(Так что, возвращаясь к вышесказанному, это не "продолжение" романа "На дороге", а его расширение и углубление).
И как верно, что человек, обдумывая что-то, мыслит более-менее связным цельным текстом (а не словами, не отдельными предложениями и не главами), так же верно, пожалуй, что предаются воспоминаниям и плывут по волне памяти люди - текстом вот таким, как у Керуака: спонтанным, сбивчивым, сложным.
Иначе говоря, Керуак не столько Писал Книгу, сколько пытался впихнуть в эти буквы на бумаге то время, те места и тот воздух - буквально.
Получилось ли у него? Мне кажется, да (про его задачу - это тоже мне кажется, может, я не прав).
Получилось ли у меня? Не уверен. Что-то мне такое привиделось, но есть ощущение, что можно увидеть куда больше. Но это не Керуака проблема.
Это самый сложный из битнических текстов, который мне встречался. Огромный документально-визионерский коллаж, по сравнению с которым даже нарезки Берроуза кажутся не сложнее "Дублинцев" Дж. Джойса (впечатление странное и обманчивое, но уж коли возникло и коли я положил себе правилом писать тут отзывы по горячим следам, то и его запишем; на самом деле эта книжка Керуака, "Голый завтрак" (например) Берроуза и "Дублинцы" просто настолько разно задуманы, организованы и исполнены, что сравнивать их - это как судить о преимуществах хвойных пород деревьев перед гужевым транспортом, - но я увлёкся).
Так вот, коллаж. Местами это коллаж звуковой - расшифровки подлинных записей разговоров Керуака, Нила Кэссиди и некоторых прочих, данные без редактуры. Они там курят веселящую флору, слушают пластинки, говорят о разном, перебивают друг друга, иногда медленно соображают, а иногда как-то слишком быстро. Любого журналиста редактор за такие расшифровки интервью (где оставлены все "эээ...", грубо говоря) убил бы, но Керуак не журналист.
Другой источник и другая часть этого коллажа - иногда совершенно визионерские медитации, иногда чуть более сюжетные, но всё равно медитации (часто действительно основывающиеся на событиях, описанных в "На дороге" (но про "продолжение" на обложке врут, об этом ниже)) на Коди Помрея / Дина Мориарти / Нила Кэссиди. Ни пересказывать их, ни думать о "главной мысли" смысла нет.
Чего же ради всё это читать? - спрашивают радиослушатели. А вот ради этих самых медитаций. Иначе говоря, ради видения тебе, читателю, этого самого Коди. Отсутствие редактуры плёнок, спонтанность остальных кусков, вообще "непричёсанность" - всё это Керуаку нужно не для "как бы ещё выпендриться", а для того, чтобы у нас, читающих его книгу, хотя бы на время появился, включился и поработал кусок его сырой памяти.
(Так что, возвращаясь к вышесказанному, это не "продолжение" романа "На дороге", а его расширение и углубление).
И как верно, что человек, обдумывая что-то, мыслит более-менее связным цельным текстом (а не словами, не отдельными предложениями и не главами), так же верно, пожалуй, что предаются воспоминаниям и плывут по волне памяти люди - текстом вот таким, как у Керуака: спонтанным, сбивчивым, сложным.
Иначе говоря, Керуак не столько Писал Книгу, сколько пытался впихнуть в эти буквы на бумаге то время, те места и тот воздух - буквально.
Получилось ли у него? Мне кажется, да (про его задачу - это тоже мне кажется, может, я не прав).
Получилось ли у меня? Не уверен. Что-то мне такое привиделось, но есть ощущение, что можно увидеть куда больше. Но это не Керуака проблема.
То ощущенье весны нисходит на нас на станции подземки Индейского Лета, поскольку что то теплое (солнце наверху) и однако же сырое, как остатки протечек зимы – вроде мокрых сучьев, сияющих в три часа мартовского дня.
Свежесть, что сходит с губ ее, непорочно сжимается и аурой расходится от нежности ее шеи под самым ухом от хрупкого белого ломкого восприимчивого прохладного чела, кое никогда не познает диких потов, лишь прохладные бусины радости – читая, она ласкает складочки, что сбегают с ее носа ко рту по каждой стороне, вдвойне примененными кончиками пальцев.
Теперь я выхожу, устал, в собственные мысли, и мне некуда идти, только свою дорогу отыскивать.
Обычный уличный фонарь на углу, что на одной линии с сортировкой и дает чернильно синие оттенки, вроде того апокалиптично конце светного синего света, света подземных звезд, мы все видели в тоннелях, особенно тоннелях подземки.
Самое поразительное из окон, а я не ждал поразительности в столь поздний час – верхнее переднее слева – одинокое льдистое сгущенно синее с мазками жарко розового – мелкие синенькие дырочки – выписано неизмеримо синими чернилами, noir comme bleu, иссиня черными, я собирался сказать три Апостола, но там только два, третья щель не фигура, это три обдисковленные фигуры в треть, почти как дыры во льду катка – но с целым зимним болотом воды, полной мягких красителей и полуночи – ни у какого неба нет цвета этого стекла.