Книга представляет собой первую попытку реконструкции и осмысления отношений Марка Шагала с родным Витебском. Как воспринимались эксперименты художника по украшению города к первой годовщине Октябрьской революции? Почему на самом деле он уехал оттуда? Как получилось, что картины мастера оказались замалеванными его же учениками? Куда делось наследие Шагала из музея, который он создал? Но главный вопрос, которым задается автор: как опыт, полученный в Витебске, повлиял на формирование нового языка художника? Исследование впервые объединяет в единый нарратив пережитое Шагалом в Витебске в 1918–1920 годах и позднесоветскую политику памяти, пытавшуюся предать забвению его имя. Это история о том, как родина способствует становлению уникального художника, а потом забывает его и строго наказывает тех, кто противится такому забвению. В. Мартинович – историк искусств, писатель, преподаватель Европейского гуманитарного университета в Вильнюсе.
Несподіваний Мартинович В.! Зрозуміло, що серйозне дослідування не може бути без конкретних дат, назв різноманітних закладів; осіб, з якими стикався митець ( чи вони- з ним), але художнього для мене було замало.
Після фрази: "Ні в якій мірі не переменшуючи його заслуги (...) дозволимо собі декілька цитат..."- перед очима не молодий мужчина, а старенький академік, звиклий до узагальнень.
Для мене має значення, якою була творча людина. Якщо хороший стиліст, але вбивця, стукач, чи сіє ненавість- не гідна уваги постать. Отож тішився, що Марк Шагал- Людина. Не опустився до помсти своїм кривдникам в тяжкі часи.
Більш за все було шкода творів, що були втрачені. Тих шаф,з яких були поцуплені великі картини.
Источник
Несподіваний Мартинович В.! Зрозуміло, що серйозне дослідування не може бути без конкретних дат, назв різноманітних закладів; осіб, з якими стикався митець ( чи вони- з ним), але художнього для мене було замало.
Після фрази: "Ні в якій мірі не переменшуючи його заслуги (...) дозволимо собі декілька цитат..."- перед очима не молодий мужчина, а старенький академік, звиклий до узагальнень.
Для мене має значення, якою була творча людина. Якщо хороший стиліст, але вбивця, стукач, чи сіє ненавість- не гідна уваги постать. Отож тішився, що Марк Шагал- Людина. Не опустився до помсти своїм кривдникам в тяжкі часи.
Більш за все було шкода творів, що були втрачені. Тих шаф,з яких були поцуплені великі картини.
Источник
Масштабное исследование жизни Марка Захаровича Шагала в годы жизни в Витебске после возвращения в Россию первый раз и перед последним отъездом с родины навсегда. Всего за несколько лет в Витебске Марк Захарович успел основать художественное училище, организовать украшение города к первой годовщине Революции в 1918 году, познакомиться с «гуру» супрематизма Казимиром Малевичем, необъятный и новоиспеченный культ личности которого задавил Шагал, и с оскорблением удалиться, а также пережить предательство учеников. Марк Захарович уедет из родного города, его вычеркнут из истории Беларуси на больше чем полвека. Люди и деятели культуры сделают вид, что Шагала никогда не существовало в истории их общей страны. Все элементы данной истории подробно описаны, материал кропотливо собран и изучен автором, который написал диссертацию по данной теме. Труд проделан огромный, это видно, и он бесценен. Побольше бы нам на нашем пути таких замечательных книг.
Книга понравилась. В том числе структурой. Но большой минус книги в том, что автор не смог определиться, хочет он видеть научное издание с подробным цитированием, ссылками и прочим, либо популярную книгу. Последний вариант был бы лучше, во всяком случае для меня. А получилась смесь. Еще к минусам отнесу некоторые выводы, которые делает автор - они держаться исключительно на эмоциональной аргументации. Я о Шагале книг ранее не читал. Книга Мартиновича, хоть и с минусами, но мне раскрыла художника как человека.
Дурість, що повторена десять разів, стає істиною.
Але ніколи мистецтво не може бути компонентом влади як системи примусу і страху , тим інструментом, за допомогою якого поневолюється і ламається творчість.
У провінції завжди менше свободи і готовністі розуміти нове, чим у центрі.
Заборони, яі ми накладаємо на себе самі,- найстрашніші із заборон.
Гений не может быть признан в провинции, так как ее культурный уровень от культурного уровня метрополии отделяет пропасть. Художник может состояться либо в Париже, либо в губернии: в первом случае его жизнь в губернии будет неблагополучной и трагичной, во второй его появление в Париже будет встречено недоумением. Надежды на глокальность в данном случае могут не оправдаться, так как она не гомогенизирует культурный уровень сред, которые сталкивает лбами.