Сатанинское танго

Место действия: загнивающий в прямом смысле слова захолустный венгерский посёлок, который однажды взяли и отменили.

Обстановка: распад, полураспад, тлен, гниение и разложение, бесконечный дождь, хмурь, грязь, сырость и полумрак.

Время действия: никогда.

Образ действия: никак, тоскливое ожидание финала, он же тёмное пятно в конце тоннеля, бездействие, страх, тоска.

Методы: мрачный юмор, сатанинская ирония, притчеобразность, уроборос.

Персонажи: людишки (трактирщик, директор несуществующей школы, доктор несуществующей больницы, хромоногий механик, пьяница-хуторянин, две молодые шлюшки, полоумная девочка, потасканная баба, набожная баба, деловитая баба, придурочный пацан), Иримиаш (провозвестник и Остап Бендер) и Петрина (прихлебатель).

Музыкальное сопровождение: капли дождя стучат в ритме танго.

Всё вместе: мутный и вряд ли съедобный паприкаш.

Сфера применения: прикладывать к сердцу, когда совсем плохо, чтобы узнать, что может быть ещё хуже.

Вероятное воздействие: приятная меланхолия, наслаждение немудрящими благами и удобствами, мысли о будущих перспективах, желание немедленно взять и уйти с внутреннего хутора.

В отменённом посёлке всё ещё живут люди - жалкий сброд, которому некуда податься. Да они и не хотят. Конечно, каждый из них наверняка лелеет такую мечту, но ведь это сложно и страшно. Да ещё и добро нажитое, даже если оно представляет собой заплесневелую кучу барахла и влажную трухлявую мебель. Жизнь их убога и беспросветна, одна радость - шпионить за соседями да напиваться в единственном трактире, а если очень повезёт, то можно местную секс-бомбу госпожу Шмидт облапить разок. А если повезёт очень и очень, то госпожа Шмидт разрешит уволочь себя в кладовку на полчасика. Повсюду гниль, грязь и бесконечный дождь.
На мельнице ошиваются местные путаны, а доктор (расстройство аутического спектра и алкоголизм) безвылазно сидит дома, записывая каждый шаг своих немногочисленных соседей в специальные тетрадочки.
Представители юного поколения - подлый подросток (далеко пойдёт) и его имбецильная сестра, мечтающая вырастить из монет денежное дерево.
Сразу хочется сравнить с городом мокрецов у Стругацких, но эти люди просто антимокрецы по сути. Выброшенные из жизни, отчаявшиеся, никчёмные. Предпочитающие родную грязь неизвестности. Очень понимаю, даже очень. Просто взять и уйти, да ещё и уйти из своего дома - это сложно и страшно, даже если надо. Впадать в ступор не модно, конечно, но это успокаивает и притупляет тревоги. Авось как-нибудь. И так каждый день.

И вот так они все гнили бы себе и дальше, если бы не появился Иримиаш, которого все считали мёртвым уже полтора года как. Иримиаш явился, чтобы взболтать этот застоявшийся паприкаш, о да. Иримиаша можно считать святым провозвестником, который выведет эту немытую орду к свету и воздуху. А можно и лживым демагогом, который явился вытрусить из своих жалких соседей последнее, воспользовавшись их доверчивостью и идиотизмом. Собственно, он и тот и другой одновременно. Выведет и вытрусит.

Странная и хорошая штучка. Втягиваешься далеко не сразу, а линия с полоумной девочкой и котиком повергает в печаль и ярость, хотя я и понимаю, зачем это нужно. Изыди, нежный читатель, который не умеет абстрагироваться и отключать внутреннего жалельщика. Приди, любитель мрачной меланхолии, дуста и тлена.

Чуть что — сразу Кафка

В отзывах на книги часто используется прием, который когда-то был удачным, но из-за злоупотребления перестал блистать: проводить параллели с атмосферными и всем знакомыми авторами, чтобы привлечь внимание к малознакомому писателю. Теперь каждая вторая мрачная книга у нас — это Кафка, каждая фантастическая — это Брэдбери, а антиутопия — Оруэлл или Хаксли. Ласло Краснахоркаи беда тоже не обошла, если верить обложке, то это сразу и Гоголь, и Мелвилл, и Кафка, и Беккет. Я бы подобрала другой список ингредиентов. Вместо мрачности Кафки — легкая потусторонняя хмарь Майринка, вместо эпичности Мелвилла — комичная масштабность ранней деревенской прозы, в которой вялые колхозники пытаются собрать крохи не на белого кита, а на белый самолет. Вместо ироничности Гоголя — хитринку плутовских романов любого века, а Беккет пусть останется, потому что его иррациональную обреченность видно за версту и ничем не заменишь. И еще обязательно добавить кого-нибудь из постмодернистов, ломающих стены и склеивающих реальность обрывками бумажного скотча.

Ядреная смесь ассоциаций может сбить с толку, но при всем этом роман весьма самобытен, особенно если постоянно держать в голове, когда и почему он написан. Вторая половина восьмидесятых — всегда помните это при чтении. Долгие годы Венгрия была бок о бок с Австрией, потом действовала по указке СССР, но ближе к девяностым Союзу стало совсем не до них, и ребята остались наедине с самими собой. А это страшно, а это неуютно, а это неприятно — разучились уже самостоятельно принимать решения, поэтому сразу ухнули в застойное болото кризиса. Теперь можно закидывать любую удочку сладких обещаний, чтобы растерявшиеся простачки на нее попались. Собственно, об этом роман и говорит, и поэтому так близок нашему читателю. Попади он на российские книжные прилавки в девяностые или нулевые, то был бы более актуален, но наша память достаточно травмирована, чтобы и сейчас легко проводить параллели с загнивающими деревеньками у нас под боком.

Читать все это тягостно, но со знаком плюс — это то самое очищающее страдание, которое и не страдание даже, а срывание корочки с засохшей ранки, чтобы меньше зудело. Автор любезно развлекает нас игрой с формой, комичными персонажами и постоянными переключениями тона повествования. Без всего этого можно было бы и взвыть на полдороге от беспросветной тоски, а так, глядишь, с горькой усмешкой добираешься до конца и тяжело вздыхаешь. Где же ты была, книга, когда могла воссиять во всей красе? Сейчас, конечно, достоинства никуда не делись, но идеальный тайминг упущен. Осталось только надеяться, что будут переводить венгерского классика еще и еще, догоняя прошлое семимильными шагами.

Роман хорошо зайдет всем старше тридцати лет и тем, кто хоть раз выезжал за пределы мегаполисов в деревни и поселки городского типа. А особенно рекомендуется «Сатанинское танго» любителям тренингов личностного роста и мотивации. Если вы хотите, чтобы кто-то вам рассказал и показал, как именно вам нужно жить, то узнаете, что из этого может выйти.

Не книга, а какое-то болото. Что по ощущениям от какой-то затянутости персонажей в это жуткое, всеми забытое, загнивающее место. Что по восприятию самого текста, который идет сплошным потоком, как и то, что происходит в головах у персонажей, а также то, что показывается как какой-то бессмысленный хоровод действий, за которыми ничего нет. Какая-то бессмыслица. И читается, будто каждая страница, как шаг в вязкой субстанции. Но, удивительное дело, периодически в это болото так затягивает, что в какие-то куски текста погружаешься с головой, а потом вновь выныриваешь и вновь продираешься сквозь текст.

Постмодерн? Последователь Кафки и Маркеса? Что-то тут все это присутствует. В большей или меньшей мере. Только ещё и безысходностью отдаёт. И сильно. Ну реально болото. Какое-то страшное танго получилось, в котором ведущую партию танцуют два странных типа, своего рода Остап Бендер и Киса Воробьянинов на венгерский лад, которые пытаются надуть жителей небольшого сельского кооператива. Они верят в него, ведь Иримиаш когда-то привел их к процветанию, но погиб два года назад. Так что же происходит сейчас?

Честно признаюсь, что не поняла я эту книгу. Мысль металась, но это болото поглотило всё. Постмодернистская притча, где можно всё понять по-разному. Надо будет перечитать уже вне игры, когда сроки не висят дедлайном. Потому что произведение это - нечто. В общем, отложу-ка я его снова на новое прочтение попозже.

Вечность абсолютной зависимости

Обычное несчастье людей неумелых состоит в ошибочном выборе профессии, друзей, жилища. Трагизм здесь в том, что у них нет права выбора.
"Шесть ночей на Акрополе" Сеферис

"Сатанинское танго" засасывает как болото. Берешься читать, чтобы отметить в личном списке, что еще один букеровский шедевр пройден. Ничего особенного, но в смысле общего развития ты продвинулась несколько дальше. Опиши впечатления и забудь, тем более, что сердца не тронуло: невразумительный сюжет, неприглядные персонажи, алогичные поступки. Начинаешь раскладывать для себя по полкам, чтобы составить более-менее связный рассказ, и чувствуешь, что необходимо вернуться к тексту, чтобы уточнить еще вот тот момент. И прояснить для себя вот этот. Чувствуешь, как вязнешь в деталях, но одновременно то, что представлялось сплошь абсурдизмом в беккетовом духе, вдруг предстает едва ли не соцреализмом. Мутным как моча при цистите и примерно того же уровня привлекательности. Но настоящим.

А потом, ты вляпалась. И не сможешь выбраться, не неся на себе частички субстанции этой книги. Ни отмыть, ни соскрести, только принять себя "с этим", что уже не кажется таким омерзительным. Просто еще одна история о маленьких людях, от рождения до смерти блуждающих по сумрачному лесу. Расскажи ты, больше до них дела никому нет. Итак, была сельскохозяйственная община, некогда процветавшая, но потом что-то случилось. Может засуха несколько лет подряд и луга для выпаса скота оскудели, а источники иссякли и не стало достаточно воды для полива. Насосы забивались илом и песком, ломались, а на ремонт средств не было. И люди, кто поэнергичнее да пооборотистее, начали покидать деревню.

Остались бестолковые, никчемные и неприглядные. Они тоже пойдут искать лучшей жизни в другом месте, вот только получат деньги за скот из заготконторы. Собственно, с этого начинается. Двое селян отправляются менять стадо на деньги. На обратном пути им приходит в голову блестящая мысль, что этакую кучу деньжищ лучше поделить на две части, чем на восемь (столько семей в деревне). Но поскольку хорошая мысля приходит опосля, а ноги уже вроде как сами принесли к дому, да и своих нужно ведь забрать - смыться с деньгами сразу не пытаются. Вместо этого тихой сапой просачиваются домой, отдавая женам распоряжения собирать самое необходимое и ходу. Но не тут-то было, селяне ждут и беспокоятся. В общем, прилетела птица обломинго.

И вечером трудного дня, уже ясно сознавая тщетность надежд на покупку хотя бы скромного хутора, напиваются в местном трактире. Набор культурных развлечений здесь так же скуден, как мозги и кошельки, но роскошные прелести местной Далилы госпожи Шмидт, притягивают мужские взгляды. В то время, как она к местным мужланам холодна и вожделеет одного только Иримиаша. Кто таков? Один из бывших земляков, смышленый и не лишенный авантюрной жилки (я бы даже сказала, что ее в избытке). Подавшись в город, подвизался в разных непыльных сферах. Не обременен строгими моральными принципами (впрочем, кто там без греха?) Семь лет назад, когда отправился в места, не столь отдаленные, преследуя неясные цели, распространил среди селян слух о собственной смерти. И вот теперь, откинувшись, "воскрес".

Так-то, он здесь, чтобы обобрать простаков. Что с успехом сделает, и не понадобится ничего делить. Помните: "На дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь. и делай с ним, что хошь." Приманкой выступит земля обетованная - заброшенный замок неподалеку, где все они поселятся в рамках госпрограммы, к которой, вхожий во властные сферы, Иримиаш имеет непосредственное отношение (это он так скажет, а они поверят). Заживут на всем готовом, каждый найдет дело по душе, а ломаться на жаре и стуже больше не придется. Рай, короче. Тут еще так кстати придется один случай, прямо сегодня произошедший с дочерью одного местного семейства. Хотя "кстати", применительно к тому, что сделала Эштике, звучит кощунством. Но тут уж...

Девочка съела крысиный яд, после того, как убила кота. Как? Почему? Потому что старший брат Хани, прыщавый подросток-дрочила для всех вокруг, Рыцарь в Сверкающих Доспехах для нее - сначала снизойдет до того, чтобы открыть великую тайну Денежного Дерева (Не горы, не овраги и не лес. Не океан без дна и берегов. А поле-поле-поле-поле чудес). Помните? Разумеется, денежки, посаженные младшей, старшенький выкопал, а для нее нагородит турусы на колесах, в стиле "Ницше-для-бедных". Потому и замучает котейку (тварь я дрожащая или право имею?), после сказал, что только такая дура могла поверить. И вообще, убирайся, не зли меня, шмакадявка. Что? Персонажи кунсткамеры они там все? Ну да, а вы рассчитывали найти в них здоровое крестьянское моральное чувство?

Эштике решает, что на небе у бога всяко лучше, чем здесь, доедает остатки мышьяка, за котом и ложится в раскопанную грядку на месте так и не выросшего деревца. А ее трагедия на что-то, да сгодится - послужит отличным аргументом Иримиашу, убеждающему пейзан оставить эти проклятые места и перебраться, куда он поведет. К слову, он-таки поведет. Вывезет всех из непригодных для жизни графских развалин, куда отправятся, повинуясь зову его дудочки, и разбросает по трущобам большого города. А это еще зачем? А вот подумайте сами, общество обманутых вкладчиков - какая-никакая, а сила. И могут навредить. А что сделают глубоко зависимые, разобщенные, дезориентированные и вынужденные выживать? Правильно, ничего.

Отдаю себе отчет, что это весьма приземленная трактовка постмодернистского произведения. И надо бы ввернуть что-нить глубокомысленное про уробороса, кусающего себя за хвост и проч. Но для меня Краснахоркаи не автор постмодернистской мути, а писатель, который говорит о маленьких людях в лучших традициях мировой литературы. Любя, ненавидеть. Ненавидя, любить.

Адская тарантелла

Лампомоб-2018
11/13
К середине конца последней половины книги в воспаленной голове читателя возникает три мысли: Что происходит? Я точно это читаю? И кто те люди, что считают "Елтышевых" чернухой? Потому что до конца осознать всю эту фантасмагорию я не сумела даже к тому моменту, который можно условно назвать концом последней четверти второй половины этого текста... Некоторый сюжет в тексте венгерского автора, похоже, присутствует, но уловить его важность для автора можно с той же долей условности, с которой можно одолеть смысл фразы венгра-крестьянина, обращенной к русскому человеку, читающему по-английски.
Поэтому о сюжете не будем. Да, есть деревня, наполненная странными персонажами, которая ждет избавления от тоски и безысходности, и есть некий Иримиаш, практически былинный герой в собственном изображении - не то авантюрист Феликс Круль, не то наш любимый Емеля. И вот он приходит - чтобы вывести жителей из топкой грязи к светлому будущему, а сам вместо этого вовлекает их в абсолютно безумный танец, и не танго даже - поскольку в танго обязательна хоть какая-то логика, стройность и строгость... И это не "Венгерский танец" Брамса, потому что в нем есть лихость и веселье. Больше всего этот текст мне напомнил тарантеллу. Причем не в салонном её варианте, а именно в том, изначальном, когда нужно совершить такое количество движений, чтобы абсолютно точно, гарантированно стряхнуть с себя опасного тарантула. А в итоге, герои Краснахоркаи, возглавляемые Иримиашем, решительно вовлекают в свой жуткий танец совершенно ополоумевшего читателя, который, перевернув последнюю страницу, озадаченно чешет в затылке с той самой фразой из моего первого предложения: "Что это было? Я точно это читаю?..."
И начинается новое па неистового мрачного танца...