Тропу Гонгов она проплывала всего несколько раз. Сделав глубокий вдох, Хатин окунулась в ледяное озеро. Нужно было всего лишь перетерпеть пронзающую боль при погружении, чтобы затем стать той, кем она была, — юркой и неуловимой, как угорь, ныряльщицей.
Хатин нащупала знакомые кремниевые зацепы для рук и потянулась глубже к началу подводного тоннеля. Перевернулась лицом кверху, чтобы плыть по нему, перебирая руками и ногами по потолку. Скудный свет почти сразу же пропал, и ей осталось плыть на ощупь по памяти.
Здесь не было слышно ничьих голосов, здесь звучала иная мелодия: вода шептала о каждой темной капле, что со звоном вливалась в этот тайный поток на протяжении всей его длины. Эта странная музыка и дала Тропе Гонгов имя.
Где-то внутри Хатин-ныряльщицы еще оставалась другая часть ее существа: та, чьи мысли полны тревог, та, что дрожит от страха перед самим страхом и трепещет при мысли, что может запаниковать, и ей некуда будет вынырнуть за глотком воздуха. Однако Хатин-русалка познала странный покой в черноте — несмотря на все опасности.
Фрэнсис Хардинг