Не может быть сострадания ко всему человечеству, мы всегда оплакиваем конкретного человека – умирающего пожилого раввина, который молится, прижимая к груди руки; прекрасную еврейку, изуродованную насильниками; русскую матрешку, обхватившую ногами твои бедра, чтобы ты хоть на миг почувствовал себя в безопасности.
Или Адама Вортманна, учителя математики, арестованного у меня на глазах. Человека, навсегда ставшего для меня воплощением всех прочих жертв рейха, мира, первородного греха.