Она заснула, а когда снова проснулась, уже было темно. В ночи кружили голоса Завитка и Большой Матушки.
— А лагерь, из которого сбежал Вэнь...
— А я тебе разве не рассказывала? — сказала Завиток. — Он вернулся туда на него посмотреть, а тот исчез. Целый лагерь поглотила пустыня, как никогда и не было.
— А помнишь...
От того, как Большая Матушка заговорила было и осеклась, у Ай Мин зашлось сердце.
— Дом народного отдыха «Красная гора», — сказала Завиток.
Большая Матушка что-то пробормотала.
— Шанхай во время оккупации, — сказала Завиток. — Зелёная шапочка, которую ты связала Воробушку. Слова «Жасмина». Старая Кошка. Да Вэй и Четвёртое Мая. Чжу Ли храпит у нас в хижине и спихивает тебя с кровати.
— Четыре вдовушки, твои соседки.
— Мальчик, который вёл слепых музыкантов, рука к локтю, локоть к руке. И мы трое идём через всю страну.
— Столько детей, — сказала Большая Матушка.
Ай Мин услышала, как на стол поставили чашку.
— Вы же вернётесь жить со мной, да? Вы с Вэнем.
— Ты нас захочешь выгнать, да не сможешь, — ответила Завиток.
— Она была хорошей девочкой, — сказала Большая Матушка. — Храброй девочкой.
Завиток напевала обрывок мелодии — кусочек бесконечной сонаты Воробушка. Большая Матушка взяла слова из «Песни холодного дождя» и «Из дальних мест» и присоединилась, запев их под музыку Завитка. Мотивы были из песен и стихов, которые Ай Мин наполовину узнавала, песен, которые пел ей в детстве отец. Гармония была богатой — и вместе с тем надломленной, поскольку обе певицы успели уже так сильно постареть, и они столько всего любили и со стольким простились; и всё же музыка и контрапункт к ней — оставались. «Судьбой тебе назначено вернуться, — пела Большая Матушка, — в вихрящейся пыли, неудержимо поднявшись, как туманы на реке».
Ай Мин сидела на постели. И слушала.