Я действительно отвлеклась. Всё смотрела вверх, на небо, и думала о том, что редко размышляла о смерти, особенно такой. Если мне сразу не сломает шею, то я буду задыхаться в петле, скорее всего, опростаюсь, моё лицо сделается лиловым, а разбухший язык вывалится наружу. В смерти нет ничего красивого. Кто вообще придумал превозносить эстетику угасания? В юности мы с подругами из замка часто играли в похороны. Собирались на чердаке, убирали цветами волосы «покойницы» и громко, заунывно над ней рыдали. Помнится, мне жутко нравилось лежать там красивой, с цветами в волосах, а ещё больше – видеть, как играют в горевание мои подруги. Вот родители наплачутся, вот все друзья поймут, как были неправы. А сейчас… Я окинула взглядом равнодушную толпу. Меня повесят, и уже через час обо мне никто не вспомнит. Моё тело будет изуродовано, мысли и чувства исчезнут. Год от года я буду становиться всё призрачнее в памяти немногих оставшихся друзей.