Достаточно прочесть в «Дон Кихоте» эпизод, где медный таз цирюльника, став объектом миметического соперничества, превращается в шлем Мамбрина, чтобы понять, что у Сервантеса есть интуиция, которой были совершенно лишены Платон или Гегель, — та самая интуиция, которая делает литературу подозрительной, поскольку своей комичностью подчёркивает тщетность наших конфликтов.