– Хххудддожжжник, – сказал заика-родственник. – Бббаб, что ли, ггголых ррриссуешь?
– Да, – ответил я смиренно. – Приходится иной раз и женщин, скудно одетых, запечатлевать (на этом слове я, подобно заике-родственнику, тоже начал скакать по звукам).
– А потом, небось, спишь с ними, – сказала насмешливо толстуха с бородавкой на носу.
Я сделал вид, что не расслышал вопроса, но на всякий случай засунул в рот немалый остаток пирога.– Художники – самый бесполезный народ, – мутным взором обводя стол, устало заметил наследник. – Их при царе-батюшке не на кладбище, а за оградой хоронили.
– Это не художников, – едва не подавившись пирогом, поправил его я. – Это артистов.
– Да тоже такая же сволочь, – отмахнулся, морщась, как от изжоги, хозяин. – Какая от них польза? Один гольный разврат.