пальмы мечтательно плещут сухими листамиона вышла в злобном молчании и так хлопнула дверцей, будто мне надрала ушия не шел, меня волокло, как тяжелый, осевший аэростат, перехватывало дух, толкало ударами памятия понял, что больше не могу их всех выносить, этих отростков от древа Дуиньянов, одни имена которых так основательны, так реальны, — фермера Патси, эмигрантку Мэри и крошку Уилли, который помер, — топчущихся на моей приватной церемонии вспоминанья, как незваные бедные родственники на модных похоронах.
моя тоска сгустилась, взбухла досадой горшочки герани кичились огненными цветамиздесь еще медлил след былых утехВолны когтили уступчивый песок На темнеющем небе чайки поднимались и падали, как оторванные от тряпья лоскутыпучеглазые фонари вдруг выхватывали из тьмы деревья, белесые, безлистые пугала, и так же вдруг они исчезали, падали в мрак с обеих сторон, как скошенные нашей скоростью. Каким утлым сосудом печали, судном печали мы плывем по глухой тишине сквозь осенний мракпеструю тропу моей памяти заволакивает каким-то мерцаньем в том месте, где реют ее рукиМало ли народу ропщет на собственный жребий, уныло томясь в цепях?лежа рядом двумя поверженными памятниками самим себе, мы убегали от нестерпимого настоящего в единственно возможное время — в прошедшее