Серия «Уютный роман»

Перед вами сборник рассказов о простых людях, попавших в непростые ситуации, людях, объединенных одним – запертыми дверями. Каждая любовь – исключительна. Каждая история по-своему обаятельна и трагична. Представьте, как интересно подглядеть за маленькой жизнью. Эти истории согреют душу и послужат напоминанием о том, что двери откроются. Только за ними будет уже совсем другая жизнь.

Когда новости стали совсем уж пугающими и все вокруг заговорили о том, что зловредный вирус скоро доберется и до наших мест, Жанна решила всерьез заняться проблемой выживания.

Таня сказала, что самоизолируется, и Виктория Андреевна поняла, что теперь придется самоубирать и самоготовить.

Зинаида и ее семья относятся к числу тех счастливчиков, которым повезло проводить карантин в собственном доме за городом.

— Это у меня голова болит, мам. Сама знаешь, сколько уроков задают. А ты ж работой не занята, ты просто на карантине сидишь, и все. — Что?! Это я-то не занята? Да я только и делаю, что у плиты стою, завтрак-обед-ужин готовлю! А Павлик? Ты же видишь, что с Павликом делается? Да он же на голове ходит, он же постоянно внимания к себе требует! Да я ни одной минуточки сама себе не принадлежу, неужели сама не видишь? — Да ну, ерунда… И я бы так согласилась… Вместо уроков с Павликом по квартире...

Все началось с того, что исчезли туристы. Растаяла за несколько дней разноголосая, разноликая толпа, всегда наводнявшая улицы Стамбула.

Ноутбук звякнул, оповещая о начале конференции. Лена проверила, плотно ли закрыта дверь (двери были пожилые и имели мерзкую стариковскую привычку открываться от сквозняка), отряхнула пижамные штаны, быстро пригладила волосы и плюхнулась на диванчик. Стена за диванчиком была единственной, которую можно показывать людям по ту сторону экрана: покрашенная еще в незапамятные времена светло-голубой краской, поутру она ловила солнце, и казалось, будто Лена сидит на своей вилле где-нибудь в Испании, а...

В доме номер 48 по улице N в городе М на первом этаже старенькой хрущевки жила древняя старушка Степанна. Сколько ей лет, толком не знал никто, но то, как она смотрела в кухонное окно в неизменном белом в голубой цветочек платочке, сегодня уже изрядно потрепанном, как и сама хозяйка, помнила даже соседка Нина тридцати пяти лет.