admin

Для всех нас рано или поздно наступает день, когда наш взгляд сползает на уровень водосточных желобов, и с той поры мы неспособны оторвать его от мостовой.

В жизни императоров бывает миг, когда за чувством гордости от бескрайности захваченных владений, за печальным, но и утешительным сознанием того, что скоро мы расстанемся с надеждою познать их и понять, однажды вечером мы вдруг испытываем ощущение пустоты, проникнувшей в нас вместе с запахами пепла от сандала, стынущего в глубине жаровен, и слонов, омытых дождевой водой, и головокружение — так что дрожат запечатленные на рыжем крупе полушарий реки и горы, в глазах мелькают, наплывая друг на друга, депеши с сообщениями о новых поражениях последних вражьих армий и крошится сургуч печатей неизвестных королей, молящих наше наступающее войско о защите в обмен на ежегодную уплату ими дани драгоценными металлами, дубленой кожей, черепашьими щитами,— так вот, приходит миг отчаянья, когда становится вдруг ясно, что империя, казавшаяся нам собранием всех чудес,— сплошная катастрофа без конца и края, что разложение ее слишком глубоко и нашим жезлом его не остановить, что, торжествуя над неприятельскими суверенами, наследовали мы их длительный упадок.

— Чужие края — зеркала наоборот. В них путник узнает немногое свое и открывает многое, чего он не имел и никогда иметь не будет.

Ад живых - это не что-то, что наступит, если такое и существует, то оно уже здесь; ад, в котором мы живем каждый день, который мы делаем, находясь вместе. Есть два способа не страдать от него. Первый многим дается легко: принять ад и стать его частью до такой степени, чтобы уже его больше и не видеть. Второй - рискованный и требует постоянных бдительности и изучения: искать и уметь распознавать - кто и что посреди этого ада, адом не является, и делать так, чтобы они продолжались, и создавать для них место.

В жизни человека наступает время, когда среди тех, кого ты знал, мертвых становится больше, чем живых. И разум отказывается воспринимать незнакомые облики и выражения лиц: на все новые он накладывает старые слепки, для каждого находит маску, наиболее ему подходящую.

— Чужие края — зеркала наоборот. В них путник узнает немногое свое и открывает многое, чего он не имел и никогда иметь не будет.

Все города подобны снам: присниться может что угодно, но даже самый неожиданный сон — ребус, скрывающий какое-то желание или его изнанку — страх. Города, подобно снам, построены из страхов и желаний, даже если нити их речей неуловимы, правила нелепы, перспективы иллюзорны и за всем таится что-нибудь иное.
— Я не испытываю ни желаний, ни страхов, — заявил Великий Хан, — и сны мои определяются или моим сознанием, или случаем.
— Города тоже считают себя порождением сознания или случая, но ни первого, ни второго недостаточно, чтобы стояли их стены. В каждом городе ты наслаждаешься не его семью или семьюдесятью чудесами, а ответом, который он дает на твой вопрос.
— Или тем вопросом, что он задает тебе, заставляя отвечать, как Фивы — устами Сфинкса.

Несбывшееся будущее – просто ответвление прошлого, его сухая ветвь.

Астрономы города Перинция встали перед трудным выбором: допустить, что их расчеты неверны и числами небес не описать, или объявить, что в городе чудовищ отражается божественный порядок.

Тебе может приоткрыться что-нибудь оригинальное, редкостное, даже бесподобное, и тебе захочется сказать об этом, но все, что говорилось прежде, мешает подобрать свои слова и ты довольствуешься повторением чужих.