Молодому человеку вообще свойственно гневаться на все, что его окружает.
— Что толку вешать человека за то, к чему его подтолкнула природа? Все равно как вешать волка за то, что он овцу съел. Природы-то волчьей этим не исправишь, правильно? Или вот повесили того, кто предал Иисуса, — ну и что изменилось, ведь ничего?
— Никто его не вешал, — выпаливает он в раздражении. — Сам повесился.
— Какая разница? Все равно же не помогло, не так ли? Я хочу сказать, независимо от того, повесили его или сам он повесился.
Он знает, что такое горе. Это не горе. Это смерть, смерть, пришедшая раньше срока - не оглушить и пожрать его, но просто побыть подле него. Точно собака, поселившаяся с ним рядом, большая серая собака, слепая, глухая, глупая, неповоротливая. Когда он спит, спит и собака; когда он просыпается, и она просыпается; когда он выходит из дому, собака плетется за ним.
Чтобы разглядеть всё, надо широко раскрыть глаза, как сова.
Каждый человек должен знать место, где ему отрезали пуповины. Так где же ты родился?
Даже у блохи есть стыд.
Максимум свободы выражается в максимуме выбора.
Я оторван ото всего; отныне я - пленник внутри самого себя. Божественного слияния уже не произойдёт, цель жизни не достигнута.
Я так мало прожил, что склонен воображать, будто смерть придет не скоро; трудно представить себе, что человеческая жизнь сведется к такой малости; и почему-то хочется думать, будто рано или поздно что-нибудь произойдет. Это большая ошибка. Жизнь вполне может быть пустой и вместе с тем короткой. Дни уныло текут один за другим, не оставляя ни следа, ни воспоминания; а потом вдруг останавливаются.
«Признаться, что ты потерял машину, – значит практически поставить себя вне общества; нет, решено: заявляем о краже.»