– А Збинек Гоздава? – тут же спросил чудак, совсем не расстроившись. – Для него я кое-что сообразил. Слышал, вы ему руку отрезали. – Ампутировал. – А? – Ампутировал, – повторил Алеш. – «Отрезал» звучит так, будто я бегал за ним с ножом. – Не обижайтесь, но с вас станется.
– Расма, – представилась она, встряхнув головой. – Но ты уже должен знать. Сестры предупреждают обо мне своих мужчин. «Поэтому здесь, кроме меня, никого из них нет?» – подумал Модвин, но смолчал, решив, что огрызаться сходу – плохая затея.
– Может, вы подскажете, как у вас тут принято свататься?Нерис сунула карту в чехол и украдкой вздохнула.– Сперва нужно спросить согласия матери.Дубский пожал плечами.– Я спрашивал. Ни слова не понял из того, что она ответила.– А какое у нее было выражение лица? – уточнил Модвин.– Не знаю, у меня перед глазами мелькало острие ножа.– Понятно.
Вести беседы – главное блюдо любого большого застолья – вполне можно было и под медовую воду с сыром.
Время как раз можно использовать, чтобы обрасти крепкими связями.
У нее кровь не шла откуда нужно, зато слезы были как вино.
...ты стремишься делать правильные вещи, пока мы с госпожой делаем необходимые. Это редкая возможность. Надо ею пользоваться. Потом, когда ты вынужден будешь стать как мы, воспоминания об этих славных деньках немного тебя утешат.
— Почему вы его не задержали? — Там только я был, — сказал он и перешел на полушепот, — да и не совсем я. Лапками особо никого не задержишь. Ну, вы понимаете.
— Ты совсем не изменился. Фирюль снова улыбается и замечает про себя: «Это хорошо, что тебе так кажется. Значит, я за это время успел пройти полный круг».
Ты сказал сегодня, что нужно знать свое место. Это так. Но прежде его нужно заслужить.