мужчину, готового вместо сиделки дежурить у постели больной девушки, целый день проторчавшего в аптекарском дворе, чтобы купить нужные лечебные порошки, а потом неизвестно где отыскавшего апельсины, нужно немедленно привязывать к ноге, чтобы ни за что не сумел сбежать.
Осторожно, Форстад, – с милой улыбкой предупредила я, – камень, брошенный в мой огород, всегда отправляется обратно.
– С чего Ранор буйствует?
– Ты правда не слышала? К кусту устроили паломничество, и оранжерею теперь опечатывают заклятьями.
– На него молятся, что ли? – фыркнула я.
– Проверяют истинные пары.
– Это как? – Я с удивлением посмотрела на Илая.
– Если спеленает, значит, все по-настоящему.
– По-настоящему – это до гробовой доски и общей погребальной урны?
– Вам, девочкам, лучше знать, – согласился он.
– Если девочкам лучше знать, то что под кустом делали двое парней?
– Пытались на спор доказать безосновательность теории.
– И как?
– Спеленал. Не представляю, как они теперь будут выживать в мужском общежитии.
Меня подзуживало спросить: они всем коллективом сидели на строгой диете или надеялись поразить аристократов экономностью в питании? Мол, возьми меня замуж, я красивая и мало жру!
– Ведьма, не смей называть мое родовое имя! – немедленно отозвался Дживс, услышав, что вражина посмела посягнуть на святое. – Это не к добру.
– Не к добру, Дживс, чужие разговоры подслушивать, – отпарировала я. – Можно случайно узнать, что о тебе думают люди, и сильно расстроится.
Вот случится конец света, что делать без сиропа подорожника? Помру же при первом катаклизме!
– Смотрю, ты знаешь толк в том, как нажить себе врагов, – нехорошо усмехнулся он.
– А ты что, хотел подружиться?
Господа, не стесняйтесь показаться умными!
— Ты… — Он посмотрел на нее, на оружие в ее руке и неуверенно передернул плечами. — Я не думал раньше, что ты… такая…
Ничего обидного Эби в его словах не услышала и какая «такая», уточнять не стала.
— Я разная, — сказала просто. — Была разная. Но теперь буду только такой, какой сама захочу.
— Барбара, а сами вы, случаем, не из этих? — полушутливо спросил он, не спеша ни с одобрением, ни с порицанием.
— Из каких?
— Из этих дамочек, что не носят корсетов, ибо те есть оковы домашнего рабства, и хотят во всем быть наравне с мужчинами.
— Я ношу корсет! — гордо приосанилась ничуть не смущенная пикантностью вопроса экономка. — И считаю, что женщина должна оставаться женщиной. В том смысле, что неважно, что у нее в голове, но на голове все должно быть идеально и модная шляпка!