– Вы все – и синтетики, и миротворцы из Гильдии, – вы все надеетесь, что человечество однажды возродится. Вы все жаждете однажды вернуть людей с их способностью творить, придумывать и познавать. Но вы все желаете каким-то образом избавить несчастное человечество от его плохой стороны. От способности уничтожать. Это ключевой супервопрос, над которым, уверен, думают не только в Гильдии, но и у синтетиков. Ответа пока нет. Люди по-прежнему остаются людьми. С чипами в голове они превращаются в худший вариант роботов. А без чипов рано или поздно вырождаются в то, что обитает в данный момент на верхнем уровне этой станции. Добро пожаловать в мир людей, дорогие мои! – И Питер растянул губы в белозубой, обезоруживающей улыбке.
– Люди убивают друг друга. Им это показалось мало, и они создали роботов, которые убивают людей. Это так по-человечески, Эмма.
– Наверное, – тихо ответила она.
– Но люди умеют помнить. Они умеют творить, создавать. Знаете… – Питер вдруг обернулся к трём братьям. – Я всегда удивлялся, как вы можете совмещать в себе столько противоречий? Вы же полны противоречий! Как ваши программы уживаются друг с другом? Вы можете создавать прекрасную музыку, я постоянно слушаю музыку, созданную людьми. Вы можете создавать интересные фильмы, истории. Вы пишете стихи и рисуете картины. – Питер улыбнулся. – И вы отлично умеете уничтожать друг друга. Вы создали целую систему уничтожения. И даже собственную планету вы чуть не уничтожили. Хвала синтетикам, хоть они и не любят это прозвище, но они возрождают вашу Землю. Они делают её пригодной для жизни, и они не желают, чтобы вы и дальше губили прекрасную, необыкновенную планету. Поэтому вас и не пустят на Землю. Оставят обитать в космосе.
– Люди – опасные существа, их нельзя предсказать, уважаемый Гусь, – медленно заговорило существо.
– Свободу начинаешь ценить лишь тогда, когда её утратишь.
Каждый выбирает для себя и каждый отвечает за себя.
Теперь всё по-другому. Теперь, чтобы не превратиться в зверя, надо научиться думать не только о себе, но и о тех, кто рядом. Иначе останешься один. И тогда никого не будет рядом, некому будет сказать о своей любви.
А это самое страшное. Оказаться одному – это самое страшное. Потому что тогда даже звериная натура не спасёт от бездны внутри самого себя.
– Торопитесь, если действительно хотите выручить своего. Но если на вас нападут синтетики, мы вам не поможем. Мы только за своих. А вы для нас чужие. Мы за семью. Семья всегда превыше всего.
– Я понял. Мы тоже за семью, – широко улыбнулся Ник. – Мы тоже за своих. Давайте, пора.
– Кто такая Настоящая мать? Это ещё одна форма жизни?
– Это наша планета. Она наш дом. Бусины из дерева куттур. Дерево несёт в себе тепло Живого металла. Оно растёт там, где находятся источники Живого металла, поэтому вбирает в себя жар планеты. – Ник говорил на своём языке, и Иасси быстро переводила его слова. – И ещё эти бусины – часть моего дома. Наша мать всегда нас любит и ждёт домой. Настоящая мать и моя мать связаны, они как источник тепла и жизни.
– Я не собираюсь присоединяться ни к повстанцам, ни к нелегалам. Я сам за себя и за Таис. Любовь и ненависть, злость и доброта – всё находится у нас здесь. – Он похлопал себя по груди. – Всё находится в нашем сердце. Но я желаю сам выбирать, как мне поступать. Возможно, я ошибусь, но это будет моя ошибка. Я хочу иметь право на ошибки. Но я не хочу подчиняться кем-то придуманным программам, даже если эти программы будут казаться хорошими. Потому что я не робот.
– Кто-то ненавидит, а кто-то любит. Я умею и то и другое, – с лёгким презрением протянула Таис. – Я ненавижу роботов, и я люблю друзей. Это просто. Не обязательно выбирать что-то одно.
Таис не могла до конца разобраться во многом, но одно было ясно – люди погибли потому, что разучились любить. Утратили семьи и детей. Перестали заботиться о близких. Каждый стал сам по себе, и умер каждый тоже сам по себе.
А те, кто умел любить, – те и уцелели. Даже если их близкие давно погибли, любовь всё равно жила в их сердцах и всё равно сохраняла от вируса.