Она даже ходит иначе. Не как обычные люди.
Ее движения настолько плавные и мягкие, что даже кошки рядом с ней выглядят угловатыми неумелыми охотницами.
— О господи… А без смертей никак нельзя?
— Это классический балет, пап. Без этого никуда.
— ..... Я может жизнь новую начинаю.
— А старую куда дела? — смеясь, поинтересовался он.
— Выбросила.
Абсолютной она не была, тишина эта — разве возможно? Звук есть у всего: предметов вокруг, чувств, кипящих внутри, даже умиротворение звучит, что уж говорить о взбаламученных во мне воспоминаниях. О… у них целая палитра звуков! И все в темных тонах.
Тело начало знобить, но не голову, там ещё бушевала стихия — дурь ей название.
— День не задался?
Ха! День! Стоит ли мелочиться…
— Бери выше, жизнь!
— Да какие от неё дети! — вмешалась Соня.
— Породистые! — парировала мать.
Моя заступница уткнула руки в мягкие бока и хмыкнула:
— Ну точно, от экой-то кобылы!
Потому как, и большинство «советских» женщин не умела принимать комплименты, хотя очень старалась приноровиться и не уступать «светским».
Я зажмурился и помотал головой абсолютно киношным жестом. Сто раз прокручивал нашу встречу, сто раз представлял где увижу её впервые, но не в строительном, черт, магазине, заскочив на минуту за лаком! Так буднично, что кажется — не правда. Быть не может.
— Дорогая, а ты бы мне измену простила?
— Конечно, милый, я мертвому все прощу!