Если бы у него было время… Это эфемерное понятие утекающих сквозь пальцы мгновений, эти крошечные, незаметные минуты, которых мы не ценим, пока не начнем понимать, что они заканчиваются!
Шиалистан не смог отказать себе в удовольствии задержаться, глядя, как приводят в исполнение подписанный его рукой смертный приговор для купеческого семейства. Глава их никак не желал расторгнуть договора с таремской гильдией ткачей, и встать в союз с рхельскими торговцами. Всего-то требовалось перестать сбывать в Тарем шелковые и шерстяные нитки, а продавать их рхельцам. Пусть не по такой выгодной цене, но зато его голова бы цела. Когда стало ясно, что дасириец не собирается отступаться, в его доме "случайно нашли" вторые книги учета товаров.
"За уклонение от уплаты налогов..."
- Не слушай ее, - встрял Раш. - Нет в мире ничего черного и ничего белого, даже у этой старухи руки по локоть в крови, могу спорить на свои уши. Ты сама хозяйка над собой, тебе самой и решать, кем стать. Овца ты что ли, чтоб тебя забивали?
- Полагаю, послы Ракела очень расстроятся, что им придется отбыть ни с чем, - заметила она.
- У моей жены достаточно тряпок, чтоб подтереть им сопли, - хохотнул Конунг.
- Я знаю, что сегодня было много смерти, фергайра. Ты молода еще, чтоб принимать тяжкие испытания, но на все есть какая-то нужда. Всякому отсыпано столько горя и отлито столько слез, чтоб в меру было все выдержать. Молодые деревья часто гнуться по ветру, какие-то ломаются, другие - с годами становятся крепше. Сдается мне, ты из второй породы, древесина у тебя добротная.
«Никогда не давай своим подданным права думать, что они могут не отбивать поклоны и пренебрегать почестями, – наставлял дед, – а то они начнут забывать, как оно – гнуть спину перед своим господином».
«Мудрость не в том, чтоб всюду совать свой нос, – наставляла тетка Бриа, – мудрость в том, чтоб понять, не спрашивая».
«Вера, как сварливая жена, – любил говаривать отец, – она никогда не уходит, сколько ее ни гони».
Хани отрицательно качнула головой. Ей стало стыдно. Два дня пути она хвалилась чужестранцу, что никто лучше нее не знает здешних троп, камней и шепота ветра. Теперь же насмешливый взгляд Раша заставлял ее жалеть о хвастовстве. И поделом, впредь будет наука, что не стоит распускать язык.
– Если так будет угодно Скальду, мы сразимся – и погибнем. Но не прослывем на весь Север трусами.
*
– В отступлении нет ничего позорного. Позорно отдаться глупой смерти. У моего народа есть легенда о великом воине Тархи, славном, как вольный южный ветер. Как-то он возвращался домой, но путь ему перегородил великан, такой огромный, что голова его закрывала солнце. Тархи знал, что ему не одолеть великана. Знал он и то, что на пути, по которому он пришел, лежит огромная непроходимая пустыня, со смертельно опасными зыбучими песками. И лишь немногие знали, как пройти так, чтобы в них не попасться. И Тархи отступил, а великан пустился в погоню. Несколько дней и ночей бродил великан по пустыне. Он ослаб. И когда его ноги увязли в песках, Тархи вышел к нему и отсек голову, не боясь больше могучего противника. – Банрут окунул губы в молоко, глотнул и мягко улыбнулся. – Скажи мне, господин, трус ли Тархи?