Смерть должна быть прекрасна. Лежать в мягкой темной земле, чтоб над головой качались травы, и слушать молчание! Не знать ни вчера, ни завтра. Забыть время, простить жизнь, познать покой.
– Боюсь, мне не понравится ваша Америка. – Потому что там нет ничего допотопного или диковинного? – съязвила Вирджиния. – Ничего допотопного? А ваш флот? Ничего диковинного? А ваши нравы?
– Боюсь, мне не понравится ваша Америка. – Потому что там нет ничего допотопного или диковинного? – съязвила Вирджиния. – Ничего допотопного? А ваш флот? Ничего диковинного? А ваши нравы?
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
– Дорогой Хайрам, – сказала миссис Отис, – как быть, если она чуть что примется падать в обморок? – Удержи у нее разок из жалованья, как за битье посуды, – ответил посол, и ей больше не захочется.
Любовь ведь сильнее смерти.
Любовь ведь сильнее смерти.
Право, ее нелегко было отличить от настоящей англичанки, и ее пример лишний раз подтверждал, что между нами и Америкой удивительно много общего — практически все, кроме, разумеется, языка.
Право, ее нелегко было отличить от настоящей англичанки, и ее пример лишний раз подтверждал, что между нами и Америкой удивительно много общего — практически все, кроме, разумеется, языка.
— А это правда, что вы убили свою жену? — Она была дурна собой и совершенно не умела готовить!