Вечная проблема ученого люда - никогда не могут сказать то, что думают, и в половине случаев имеют в виду не то, что говорят.
Мальчикам требуется много лет, чтобы стать мужчинами, но девочки — уже с пеленок женщины.
Может, — поэтому люди забивают свои дома вонючими кошками — чтобы не замечать одиночества, чтобы не умереть без живой души рядом.
Он творил такое, что мать, да и отец тоже пришли бы в ужас, узнай они об этом, но, когда он позже вспоминал о своем детстве, все проказы казались ему здоровыми и безобидными.
В состарившихся мужчинах есть что-то жалкое. Эти парни когда-то сражались в войнах, видели, как рушатся империи, королевской поступью прохаживались по залам заседаний и фабричным цехам, зарабатывали на хлеб, платили налоги, были людьми слова и дела, а теперь даже отлить не могут без посторонней помощи.
"Никогда не говорите женщине "успокойся"" - написано на первой странице руководства по эксплуатации, которое, увы, в комплект не входит.
Порой он включал телевизор и ему казалось, что он живет в ужасном будущем, согласия на которое не давал.
Странно, что то, чего совсем не ожидал, в итоге совершенно тебя не удивляет.
"Я спорю только с теми, кто мне нравится, - говорила Джулия. - Это значит, что я тебе доверяю".
Любовь — самое трудное, что есть на свете. И не слушайте никого, кто скажет, что это не так.
Однажды он расследовал дело — восьмидесятилетний старик ударил жену по голове кувалдой за то, что у неё пригорела овсяная каша, и, когда Джексон сказал ему, что суд вряд ли найдет это веским основанием для убийства, старик ответил: «Но каша-то у неё пригорала каждое утро пятьдесят восемь лет».
— Вы бывший полицейский, ни в чём дурном замешаны не были, это ваше первое правонарушение.
— Я перешёл на тёмную сторону.
— Зачем?
— Чтобы посмотреть, как там.
— И как?
— Темно.
Некоторые вещи очевидны: например, человека, запинавшего собаку до смерти, нужно запинать до смерти, а еще лучше, если это сделают собаки, но это было бы невозможно: собачья анатомия не позволяет им пинаться. И если вдуматься, это многое про собак объясняет.
Если бы Мартину подарили камень, завернутый в бумагу, даже тогда он был бы благодарен, потому что кто-то побеспокоился найти камень и обернуть в бумагу - ради него.
«Не путайте национализм с патриотизмом, – предостерег Перри Джульетту. – Национализм – первый шаг на пути к фашизму».
Джульетта и Хартли давно уже перестали притворяться, что вежливы друг с другом. Когда не нужно удерживаться от хамства, прямо-таки отдыхаешь душой.
Почти все, что касалось секса, по-прежнему оставалось для Джульетты загадкой. Ее éducation sexuelle (почему-то ей проще было думать на эту тему французскими словами) пестрела прискорбными лакунами. В школе на уроках домоводства они чертили схемы домашнего водопровода и канализации. Это был совершенно бесполезный предмет. Их учили, как сервировать чайный поднос, чем кормить лежачего больного, на что обращать внимание при покупке мяса («жир должен образовывать мраморные прожилки»). Насколько полезнее были бы эти уроки, если бы на них рассказывали о сексе!
Евреи были там и сям, повсюду. Это звучало так глупо, что казалось намеренным абсурдом, вроде детского стишка-перевертыша. Как удобно, должно быть, иметь козла отпущения, чтобы свалить на него все грехи мира. («К несчастью, первыми кандидатами обычно оказываются женщины и евреи».)
Это признак хорошего агента: невозможно понять, на чьей он стороне
Иногда приходится жить маленькими шажками.
Почему же вечно самка человека убирает за самцом? — подумала Джульетта. Наверняка Иисус, выйдя из гробницы, сказал своей матери: "Может, приберёшься там немножко?"
– Вы любите живопись? – внезапно спросил он, и она растерялась:
– Живопись?
Что он имеет в виду? В школе ее взяла под крыло учительница рисования, энтузиастка своего дела, мисс Джайлс. («У тебя хороший глаз», – сказала ей мисс Джайлс. «У меня их два», – подумала тогда Джульетта.) До смерти матери Джульетта часто бывала в Национальной галерее. Она не любила Фрагонара и Ватто и всю эту миленькую дребедень, от которой любому приличному санкюлоту захочется отрубить кому-нибудь голову. То же относилось к Гейнсборо и его богатым аристократам, самодовольно позирующим на фоне принадлежащих им роскошных далей. И Рембрандт. Рембрандта она особенно не любила. Что такого замечательного в безобразном старике, который постоянно рисует сам себя?
Может, она на самом деле не любит живопись. Точнее, у нее на этот счет своеобразные взгляды.
– Конечно я люблю живопись, – сказала она. – Разве бывают люди, которые ее не любят?
– Вы не поверите. А кто ваши любимые художники?
– Рембрандт. – Она прижала руку к сердцу, изображая страстную любовь.
Она любила Вермеера, но не собиралась откровенничать об этом с незнакомцем.
Не будь эта женщина бешеной антисемиткой и обожательницей Гитлера, Джульетта могла бы с ней поладить. («Это весьма изрядные камни преткновения», – заметил Перри.)
Я молодая женщина из плоти и крови, из конфет и пирожных, и сластей всевозможных, и из молекул, когда-то составлявших тела мертвецов.
Всякий поступок влечет за собой определенные последствия.