— Мне ведомы все секреты земли и все тайны воздуха! Мне ведомы ключи, отворяющие женские души! Чего ты желаешь? Говори!
— Что есть сущность?
Песок завис в воздухе.
— А?
— То, из чего ты состоишь. Что это такое? И как оно устроено?
— Э-э… ну…
— И вот ещё — Иное Место. Расскажи мне о нём. Как там течёт время — параллельно с нашим или иначе? Каков облик его обитателей? Есть ли у них царь или вождь? Есть ли там твёрдая материя, или там царит вечный адский круговорот, или что-то иное? Что собой представляют границы между вашим царством и этой Землёй и до какой степени они проницаемы?
— Э-э…
Революция неосязаема — по крайней мере, поначалу.
Именно безграничная способность Натаниэля констатировать очевидные вещи делала его столь восхитительно человечным.
Это было бессмысленно. С какой стороны ни посмотри, всё здесь не сходилось. Так что я решил пустить в ход новую, невиданную прежде стратегию: я промолчал.
-Ах, не хочешь порабощать духов?
Тут и конец моей стратегии- но, с другой стороны, я ведь промолчал больше минуты, а это само по себе уже рекорд.
Если и есть на свете что-то, что меня по-настоящему бесит, так это невнимание. Грубость я стерплю, жестокость тоже. По крайней мере, это показывает, что ты произвел хоть какое-то впечатление.
-Помнишь, как мы расстались-то?
-Нет.
Хотя я помнил...
-Ты меня поджёг, старый приятель. Чиркнул спичкой и оставил гореть вместе с рощей.
-Э-э, знаешь, в некоторых культурах это своего рода дружеский жест. Некоторые обнимаются, некоторые целуются, а некоторые оставляют друг друга гореть в небольших участках лесного массива...
Секрет успешной мести в том, чтобы правильно выбрать время.
Его мозги целы. Я делю их с ним. Должен признаться, что это непросто. Не так уж там много тех мозгов.
— Мне ведомы все секреты земли и все тайны воздуха! Мне ведомы ключи, отворяющие женские души! Чего ты желаешь? Говори!
— Что есть сущность?
Песок завис в воздухе.
— А?
— То, из чего ты состоишь. Что это такое? И как оно устроено?
— Э-э… ну…
— И вот ещё — Иное Место. Расскажи мне о нём. Как там течёт время — параллельно с нашим или иначе? Каков облик его обитателей? Есть ли у них царь или вождь? Есть ли там твёрдая материя, или там царит вечный адский круговорот, или что-то иное? Что собой представляют границы между вашим царством и этой Землёй и до какой степени они проницаемы?
— Э-э…
Революция неосязаема — по крайней мере, поначалу.
Именно безграничная способность Натаниэля констатировать очевидные вещи делала его столь восхитительно человечным.
Это было бессмысленно. С какой стороны ни посмотри, всё здесь не сходилось. Так что я решил пустить в ход новую, невиданную прежде стратегию: я промолчал.
-Ах, не хочешь порабощать духов?
Тут и конец моей стратегии- но, с другой стороны, я ведь промолчал больше минуты, а это само по себе уже рекорд.
Если и есть на свете что-то, что меня по-настоящему бесит, так это невнимание. Грубость я стерплю, жестокость тоже. По крайней мере, это показывает, что ты произвел хоть какое-то впечатление.
-Помнишь, как мы расстались-то?
-Нет.
Хотя я помнил...
-Ты меня поджёг, старый приятель. Чиркнул спичкой и оставил гореть вместе с рощей.
-Э-э, знаешь, в некоторых культурах это своего рода дружеский жест. Некоторые обнимаются, некоторые целуются, а некоторые оставляют друг друга гореть в небольших участках лесного массива...
Секрет успешной мести в том, чтобы правильно выбрать время.
Наш налет на отель «Амбассадор» был рассчитан с военной точностью и крайней тщательностью. Десятиминутная перебранка в телефонной будке — и план был готов.
Ах, вы, люди, такие непоследовательные! Вы утверждаете, будто любите стабильность и порядок, но что такое ваша Земля, как не один большой бедлам?
Они относились друг к другу с уважительным отвращением.
Отшельник не особо церемонился с учениками, которые возвращались к нему, не выполнив задания. В их учебном заведении имелась стена, обтянутая кожами неудачников, — очень остроумная идея: это помогало внушать учащимся стремление к успеху и в то же время спасало от сквозняков.
— Революция неосязаема — по крайней мере, поначалу. Простолюдины даже почти не знают о том, что это такое, однако же они вдыхают её во сне и вбирают её с каждым глотком воды.
-- Если повезёт, ты ещё увидишь, как это будет, когда сама уже станешь доброй бабусей, качающей на коленях пухлых внучат. Хотя на самом деле, - он вскинул руку, заставив Китти, издавшую возмущённый возглас, умолкнуть, - на самом деле я ошибся. Мой расчёт был неверен.
-- Это хорошо.
-- Ты никогда не станешь доброй бабусей. Лучше будет сказать - "унылой и одинокой старой каргой".
...Я почувствовал себя одновременно освеженным, обновленным и возрожденным. Мою сущность охватил жуткий восторг, какого я не испытывал на земле со времен своих первых появлений еще в Шумере, когда я думал, будто моих сил довольно, чтобы совладать с чем угодно.*
*Разумеется, продлилось это не долго. "Эй, Бартимеус, не мог бы ты проложить каналы по всему Междуречью?", "Не мог бы ты переместить русло Ефрата вот здесь и здесь?", "Слушай, раз уж ты за это взялся, не мог бы ты заодно посеять в пойме несколько миллионов семян пшеницы? Заранее спасибо". И даже палкой-копалкой меня не снабдили. К тому времени, как я дотянул до Ура, мой восторг несколько повыветрился. Уж больно спину ломило.
...
- Дорогой мой Рехит, напрасно ты так беспокоишься из-за имен и титулов. Они всегда грубы и приблизительны и используются лишь для удобства. Люди говорят так исключительно из невежества. Вот если они постигнут твою природу и по-прежнему будут относиться к тебе враждебно и презрительно, тогда действительно стоит тревожиться.
- И вам удачи, мистер Мэндрейк.
- Не надо меня так называть.
- Но ведь тебя так зовут.
- Нет. Мое имя - Натаниэль.
- Его мозги целы. Я делю их с ним. Должен признаться это не просто. Не так уж там много тех мозгов.
- Это правда - подтвердил Натаниэль.