Ты опять чужой, ненужный, непонятный. Говоришь — не слышат. Повторяешь — не понимают. Kричишь — уходят.
«Только две вещи бесконечны — Вселенная и человеческая глупость, хотя насчёт Вселенной я не уверен».
Илья вздохнул, долил себе еще чаю. Надо идти заниматься. Интересно, чем можно выбить из головы вид мерно двигающих при каждом шаге невероятно волнующих женских бедер? И этой… которая как бы есть, а слова такого нет.
— О! Нам сегодня везет на странных. Я тоже повстречал вечером одного пианиста. А по виду — скрипач.
— Почему скрипач? — удивилась Таня.
— Да знаешь, из таких, которые всегда ходят со смычком в заднице. Зато тачка у него что надо.
— Как же он в нее садится-то? Со смычком?
Γлавные слова произносят тихо. Самые главные — молча.
Там со схватками привезли. Муж — весь в тату, как папуас, и бледный до белого. А она его за руку хватает и приговаривает: «Ванечка, ты только не волнуйся! Ванечка, ты только Танечку из садика не забудь забрать!» А у самой схватки вовсю. Во женщина какие бывают!
То, что кажется откровением в полночь, к утру часто становится обычной житейской историей. Кареты всегда превращаются в тыквы, а Золушки меняют бальное платье на рабочий фартук.
Только смотреть правде в глаза этим утром Саша не могла. К правде тоже надо готовиться.
Слаб человек, нет в нем всепрощения.
— Привет.
— Привет. – Лара посмотрела на него и улыбнулась. – Что у вас тут в Москве особенного?
— Я.
— Как ты думаешь, Дед Мороз мог мне подарить тебя? За хорошее поведение? – поинтересовалась Юля.
— За хорошее вряд ли. А вообще, мог. Дед Мороз – парень с юмором.
Что нельзя простить – предательство.
Оба знали, что их потери и невоплощенные мечты никуда не денутся, они останутся там же – выпуклыми шрамами на душе, только теперь эти шрамы общие. А общее проживать легче – любимый человек разделил твою ношу, твое горе.
Те, кого мы любим, всегда красивы.
Два телефона поставлены на беззвучный режим, два человека оказались вне зоны доступа для всего мира и абсолютно доступны друг для друга.
— Останься со мной.
— Не могу. У меня мама дома.
— Ты разве не совершеннолетняя?
— Совершеннолетняя, но надо убедить в этом маму.
В ухаживании есть своя забытая прелесть, некое распределение ролей. И эти роли заставляют мужчину чувствовать себя мужчиной, а женщину – женщиной.
Бывает так, что написанное и прочитанное звучит ярко и умно, а то же самое, но озвученное – глупо и банально.
Как удивительно и причудливо рисует свои, похожие на переплетенные ленты, дороги жизнь.
Жизнь – большая игра. И проигрыши могут быть вовсе не проигрышами, а первыми шагами к большому кушу.
– Мне вообще иногда кажется, что город – это такая огромная-огромная книга, которую можно читать по улицам, памятникам, домам. Стоит только приглядеться…
Как только сбывается одна мечта, на ее месте тут же появляется другая...
Люди часто сильны перед незнакомыми людьми, а перед близкими остаются без кожи. Одно слово – и рана.
Сколько же в нашей жизни лжи? И как виртуозно мы учимся ей прикрываться.
Слово – отличное и беспощадное оружие, если знать, как им воспользоваться.
Никогда – какое страшное слово. Слово, разрушающее жизнь.