Отсрочка - это самая убийственная форма отказа.
Похоже на старую историю - существует два вида правосудия в зависимости от того, кто ты и кто твои знакомые.
Бороться с бюрократией в наши дни все равно что бороться с морем грязи, когда стоишь в нем по самые подмышки.
Люди думают, что человек властен над настоящим и будущим, но на самом деле это не так.
Люди словно лемминги, которые сначала чрезмерно размножаются, а потом взбираются на скалу, чтобы совершить самоубийство. Только люди делают это более изощренно.
Ты - сложный человек, а сложные люди самые интересные.
"...лишь немногие понимают, в какой степени наша жизнь зависит от электричества, но все поймут это, когда дело дойдет до длительных массовых отключений..."
Сумасшедших поймать труднее, потому что в их действиях отсутствует рациональное звено.
Вот мы тут сидим и привычно жонглируем словами. Говорим об „инцидентах“, „случаях“, „заключениях“, а ведь речь на самом-то деле идет о детях, обреченных оставаться калеками всю жизнь.
« ... когда ты выставил себя круглым дураком и ничего не остается делать, как принести извинения, будь мужчиной, встань во весь рост и постарайся сделать это красиво».
Воспользуйтесь своим даром. Доверьтесь вашему доброму чутью, а когда добьетесь власти, будьте крепки духом, не отступайте от своих убеждений.
До чего же здорово, подумал Эндрю Джордан, когда после двадцати восьми лет супружеской жизни твоя жена по-прежнему вызывает восхищение.
Беда в том, что в нашем обществе все мечтают о лекарствах, обладающих одними лишь положительными свойствами, а ведь нам с вами известно, что их нет и быть не может...
Кто-то должен рисковать, если это идет на пользу дела.
... удачных, нужных лекарств куда больше, чем неудачных.
Я считаю, что лекарства вообще не стоит принимать, когда ничего серьезного не происходит, так, легкое недомогание или неприятные ощущения.
От ошибок никто не застрахован.
... если совесть твоя чиста... если теперь, когда прошло какое-то время, ты уверена, что поступила правильно, это важнее всего.
Из-за сильного дождя они тащились по городу мучительно медленно — машины буквально упирались одна в другую. Мигель смотрел на пешеходов, медленно пробиравшихся по запруженным людьми неровным тротуарам…
Его забавляла курьезность езды в катафалке по Нью-Йорку. С одной стороны, автомобиль слишком бросался в глаза, что не входило в их планы, с другой — вызывал уважение.
На предыдущем перекрестке регулировщик в форме — на нью-йоркском диалекте “коричневый” — даже остановил другие машины, чтобы пропустить их.
Еще Мигель заметил, что многие, завидев катафалк, сразу отворачиваются. Он наблюдал это и раньше. Что их пугает — напоминание о смерти, о вечном забытьи? Сам-то он никогда не боялся смерти, но и не желал, чтобы кто бы то ни было ускорил ее приближение.
У этой Мортелл был такой милый, если не сказать ласковый, голосок, что Кеттеринг решил ее навестить. Он записал адрес — она жила в центре, неподалеку. Не исключено, что его постигнет разочарование. Голоса бывают обманчивы — она может оказаться старше, чем он думал, а внешне — напоминать заднюю стенку автобуса, хотя интуиция подсказывала ему обратное.
Другим ярким впечатлением было посещение гостиницы Брауна, основанной лакеем лорда Байрона, где они пили традиционный английский послеобеденный чай с изумительными бутербродами, ячменными лепешками, земляничным вареньем и взбитыми девонширскими сливками, — обслуживание было безупречным.
— Это же просто священный ритуал, — заявила Джемма. — Как причастие, только вкуснее.
Иногда нам стоит помнить, что выпуск новостей - не Чаша Грааля.
Действия революционеров редко бывают осмысленными – иначе думают только сами революционеры.
... это естественно, когда человек до смерти чего-то боится. Такое может быть с самыми лучшими людьми. Важно не пойти ко дну, держать себя в руках и делать то, что ты считаешь надо делать.
– Спасибо. Если будут какие-то проблемы…
– Уж будьте уверены, – сказал Партридж, – что-что, а проблемы будут обязательно.