Книги Noel Bartoli
В октябре он предпочитал только Стинга. Хороший месяц, любимый город, прежняя жизнь. Прежняя, да не совсем, кое-кого в ней больше никогда не будет. Кое-кого очень важного. Он прибавил громкости. Стинг пел о бедном мальчике, который угоняет дорогие машины и представляет себя кем-то другим. Симон хотел бы стать кем-то другим, как тот мальчик.
"Даня" - нет, это имя лучше даже про себя не произносить, оно горчит на языке невыветривающейся тоской. Все чаще хочется дотянуться до телефона и набрать его номер, но такой низости Марат себе позволить не может - не в его принципах напоминать о себе бывшим, как бы сильно ни любил. Он одиночка, почти что волк, и он с собой справится сам.
Макс подпевал, сам того не понимая, зная чётко теперь только то, что он ему нужен, очень нужен, такой, как есть — в вытраханных кроссах, в совсем не специально и некрасиво рванных джинсах, курящим две за раз, с той телкой в анамнезе и печалью во взгляде. И это не для фотосета, не для искусства в целом, творчества в частности и тем более не для публики, потому что слишком личное.
...забыться, чтобы больше никогда не видеть твои глаза, и не чувствовать твоих прикосновений, которые, как фантомные боли, будят среди ночи. Я просто хочу забыться хотя бы на вечер, а лучше забыть навсегда то, что связывало нас: душный запах кожи, латекса и смазки. Забыть ощущения, разрывающие изнутри тело, вкус крови, и жгучую боль от пощечин и ударов плети. И лучше бы мне навсегда выкинуть из головы вкус твоих губ и члена. Но есть одна проблема - я забывался лишь с тобой.
Моя жизнь состояла из смерти и секса. Ни любви, ни тоски, ни жалости. До тех пор, пока я не встретил его. Он напомнил мне Костю своими движениями, жестами и цветом волос. Но он был шлюхой. Я злился оттого, что Ник будто порочит его имя. Что говорить, я больной урод с искалеченным подсознанием.
Все было так неловко, и ты не собирался облегчать ситуацию, когда подошел ко мне сзади и накрыл своей рукой мою руку. Я помню, как почувствовал спиной стук твоего сердца и, на самом деле, тогда уже все понял. Только вот не хотел в это верить, не знал, что потом мы будем со всем этим делать?
И все же, несмотря на всю противоестественность ситуации, меня тянуло к нему безумно, и желание видеть его постоянно уже полностью завладело моим рассудком. Его образ преследовал повсюду. Я снова, снова и снова видел его лицо в отражениях витрин, зеркалах, за стеклами машин. Он стал моей навязчивой идеей. И вот однажды, когда я уже абсолютно утратил надежду, что когда-нибудь он станет для меня кем-то большим, чем просто гостем моих снов, кое что произошло...
Когда Джей начинает двигаться навстречу моим толчкам, постанывая и сжимая мою руку в своей, я понимаю, что именно сейчас нашей дружбе приходит конец.
Всегда считал, что мой мир непоколебим. Непоколебимо хорош и стабилен. Пока не попал в это чертов город, пока не встретил всех этих отморозков из школы, пока не потерял своего парня. А ведь я всегда думал, что жизнь везде одна, что она неизменна, хотя бы для меня. Что всегда будут друзья, деньги, дорогие шмотки, новые гаджеты в карманах и белые найки на ногах. Но я ошибался.
Обязательства? Кто им верен? - Как наручники без ключей. Я десятки помню ночей, Где ты был для меня потерян...
Взгляд от очков заскользил вниз по острому подбородку к этим, мать их, дистрофичным ключицам. Я сжал в кулак горловину его футболки и рывком притянул к себе. Его руки неловко уперлись в кровать, я почувствовал, он напрягся – комок нервов, да и только. От синевы широко распахнутых глаз закружилась голова. Влажные, слипшиеся стрелы ресниц - прямо в сердце, мокрые губы едва ли не шепчут: «Пусти».
Это не было сказкой. Он сложный изначально, и долго мы притирались, но было ради чего. То, что он мне дает, что я чувствую рядом с ним… Так просто и не подберешь слов. Это как попасть в новый мир и, еще не зная его, понимать, что ты дома.
Я прижал тебя к двери и начал целовать каждую ссадину, каждый синяк, разбитые губы, вымученные глаза. Ты накрыл руками мои руки, и я почувствовал, как твое тело бьет мелкая дрожь. Мы сползли вниз по стене. Дыхание сбилось, злые слезы обожгли глаза. В затылке ломило от осознания собственного бессилия. Посреди этого психоделического ада я сжал тебя в своих руках, качая, как ребенка, в то время, пока твой разум пытался найти компромисс с реальностью, которая так жестоко обошлась с тобой.