Кстати, водку я не жалую и на ночь выпиваю исключительно в медицинских целях, у меня бессонница. Ближе к часу ночи я начинаю так жалеть себя, что орошаю подушку слезами, потому что жизнь моя кажется мне загубленной безвозвратно, и лишь полбутылки вина способны вернуть мне душевное равновесие и навевают дремоту. И с мыслью: “А жизнь-то налаживается” – я засыпаю.
Мы вполне могли бы подружиться по-настоящему, но этому сильно мешало мое твердое убеждение, что друзья обременительны: с ними вечно что-нибудь случается.
Я сидела, таращась в угол и пытаясь настроить себя на философский лад. Возможно, жить мне осталось совсем ничего, и остаток жизни стоило провести с пользой, например подвести итоги. По крайней мере, это принято у нормальных людей. Но с итогами ничего не получилось, я потела, прислушиваясь к биению своего сердца, и сделала неутешительный вывод: подводить-то нечего. Двадцать семь лет моей жизни прошли.., прошли, одним словом. И ничего-то мне в ней по большому счету не жалко, кроме самой жизни, за которую все непонятным образом цепляются. И в их числе – еще была злость, потому что я не люблю проигрывать, хотя всю жизнь только этим и занималась.
Дома у меня все равно нет, потому что дом – это не четыре стены, где стоит твоя постель, дом – это нечто большее.
Откуда кому-либо из посторонних знать, что творится в душе у человека? Если человек улыбается, это вовсе не значит, что он счастлив.
Поцелуй был коротким и сопровождался улыбкой, из тех, что редко кому доводилось видеть на его лице...Мой возлюбленный счастлив, как и я. Хотя сомнения в этом факте меня не оставляли. Вдруг он жалеет о том, что произошло между нами? Но в тот самый момент волю подобным мыслям я не давала, пребывая в предвкушении блаженства.
— Вот только не надо себя винить. Мы все живем так, точно у нас еще сто лет впереди…
— Да, но ведь она пишет о себе, о соседях, о жизни в небольшом селе… казалось бы, кому это может быть интересно? — Люди любят подглядывать в замочную скважину, — вновь усмехнулась я.
... дневник прольет свет на эту загадку. Жаль, что мне не пришло в голову поинтересоваться всем этим раньше, когда она была жива. В отличие от бабки, поговорить Марта любила. Но в молодости подобные истории занимают мало, а когда интерес появляется (а так обычно и бывает), вопросы задавать, как правило, уже некому.
Чего не знаешь, о том не грезишь.
И изо всех сил старался быть хорошим мужем, хорошим отцом… Чувство вины, которое испытывает мужчина, иногда способствует благополучию тех, кто находится рядом. В общем, можно смело сказать, что в ту пору мы были счастливы.
— Мечтать, как известно, никто не запрещает. — Это точно, — кивнула я. — Если мы еще способны мечтать, значит, все в порядке.
Глупо доверять своим чувствам - чувства обманчивы. Вера слепа. Добавь ещё, что мир - иллюзия, и можно начать всерьез подумывать о хорошо намыленной верёвке.
Он был мужчина моей мечты, с той лишь разницей, что я вовсе не являлась для него объектом вожделения. Он не собирался бросить к моим ногам весь мир и оттого здорово раздражал.
– Мама, – сказала я, с трудом сдерживая рыдания, – я нашла труп. – Мужа ищи, дура, – ответила мама. – Тебе уже двадцать восемь,...
Всегда приятно, что по шее получает кто-нибудь другой, а не ты. Данное обстоятельство сильно способствует вере во вселенскую справедливость.
— Чай, кофе? – спросил он. — Когда подружимся, – пожала я плечами. – Пока просто поговорим.
— Удачи, милая. — Тебе того же, – буркнула я, спускаясь по лестнице. — Уверен, ты не обернешься, – засмеялся он. — А ты не посмотришь мне вслед, – в тон ему ответила я. — Чем я сейчас занят, по-твоему? — Придумываешь очередную пакость. — Я тебя люблю, идиотка. — Идиотка бы тебе поверила.
— Оля, – позвал он. – Я тебя люблю. Что бы с нами ни случилось, я тебя люблю. И я знаю, что ты любишь меня. Если ты со мной, я счастлив. Ты поняла? — Да. Спасибо тебе. – Я убрала телефон и стиснула рот рукой, пытаясь успокоиться.
Я давно привыкла не обращать внимания на его слова, важно не то, что он говорит, а то как.
— А знаешь, ты изменилась. Раньше ты ужасно боялась сделать кому-то больно, если только себе. А сейчас бьешь наотмашь и вроде бы получаешь удовольствие.
«За что, Саша?» – хотела спросить я, а вместо этого сказала: — Что б ты сдох, сволочь.
– По нашим коридорам ходят исключительно ангелы, соревнуясь друг с другом в размахе крыльев? – усмехнулась я.
… заваривая кашу, не худо бы знать, как ее станешь расхлебывать. Хорошо подумать не предлагаю, подозревая, что это не для тебя. Удачи в бою.
– Кто дал вам право вмешиваться в мою личную жизнь? – гневно спросил он. Не знаю, чего он ждал от меня, но явно не того, чего дождался. – Вы не могли бы выйти и попробовать зайти еще раз? – мягко предложила я. – А когда будете произносить вашу реплику, постарайтесь понизить голос и придать ей видимость вежливости.