Урок № 1: никогда не стоит слушаться внутреннего голоса, если он нетрезв. Если он пьян как сапожник.
теперь, во всяком случае, Пацюк представлял себе, как выглядит ад. Что-то вроде кинотеатрика с “долби стерео”. Тебя садят на первый ряд, намертво привязывают к креслу, суют в зубы поп-корн и заставляют смотреть всю эту гонконгско-французскую мутотень нон-стопом.
Никакого отдыха, никакого перерыва. Ныне, присно и во веки веков.
В маленьких городках совсем другие отношения со смертью. Гораздо более почтительные. Никто не станет ломиться к ней без спроса.
Впрочем, кто знает эти Большие города? В них время идёт совсем по-другому.
Я не люблю людей. У меня от них ногти слоиться начинают.
Только идеальная женщина никогда не чувствует неудобств от того, что обнажена. В любой ситуации.
Странное дело, любовь умерла, даже не родившись, а ревность пережила её, как дети переживают своих родителей.
Когда дело касается смерти, чрезмерно любопытными становятся все.
Иона — темная лошадка. Откровенное хамло.
Влад — идейный спасатель, любитель поиска в одиночку и долгих прогулок. Скрытое хамло.
Ахмет — бабник, заслуженный мастер спорта по постельной акробатике. Хамло с акцентом.
Юрик Се — околотехнический лох. Хамло по случаю.
Вася Сикачинский — единственный приличный человек. Писатель.
В голове Звягинцева вдруг забрезжил неясный свет; какая-то смутная догадка показывала ему язык издалека. Но их природу — и света, и загадки, — он понять не мог.
Там мы и познакомились со Стасом, там же, недалеко от Иэсмяе, в Таллинском зоопарке, мой младший брат Димас до сих пор выгребал дерьмо за обезьянами. В прошлом году он должен был получить повышение и перейти на уборку слоновьего дерьма, но в этом, более престижном и высокооплачиваемом месте ему отказали - по причине очередной несдачи экзамена по эстонскому языку.
Будь проклята дискриминация. Будь проклят апартеид. В Эстонской Республике даже отходы жизнедеятельности слонов падают на землю с неподражаемым акцентом...
Все, что есть хорошего в жизни, либо аморально, либо незаконно, либо ведет к ожирению.
Я слишком поздно узнала, что любовь - это не страсть, а покой (Ева)
Август. Белка.…Бухта оказалась странно пустынной в этот час. Метрах в трех от воды лежал баракан, находящийся в пользовании МашМиша, а их самих как ветром сдуло. Поначалу Белка подумала, что они купаются, но морская гладь была чиста. МашМиш – не такие уж классные пловцы, чтобы устроить заплыв на километр или два. Обычно они торчат у берега, - там, где вода доходит им едва ли до плеч, и бестолково машут руками имитируя стиль «баттерфляй». Изредка Миш подныривает под сестру, и тогда Маш визжит так, что слышно не только в окрестностях поселка, но даже в Турции. Но сейчас никто не сотрясает воздух криками. Одно из двух: либо МашМиш утонули, либо…
Скалы вокруг бухты здорово сужают обзор!
Если стоять наверху, у самого начала тропы, видно почти все побережье, а здесь – только линию горизонта, с двух сторон ограниченную нагромождением камней. Но Белка знает: за скалами слева берег чуть более пологий, там построены мостки, с которых ловят рыбу местные мальчишки и примкнувшие к ним Ростик и Шило. А скалы с правой стороны – лишь начало угрюмой гряды, самой настоящей «мертвой зоны» - ни пляжей, ни бухт в этой части нет. Разве что – несколько гротов, вода из них не уходит никогда, так, по крайней мере, утверждает Шило, все здесь облазивший.
Чтобы чем-то занять себя, Белка решила поискать куриных богов – маленькие плоские камешки с дыркой. Если найти такой камешек и повесить себе на грудь – исполнение желаний обеспечено. Один камешек – одно желание, а у Белки их, как минимум, пять. Три из них связаны с Сережей, одно – с папиным врагом Муравичем (чтоб он под землю провалился!), еще одно – с Астой.
"...Иероглифы, вот как это называется! А еще это называется татуировка, у Белкиного папы тоже есть татуировка, она окопалась на спине, и папа немного ее стесняется. «Ошибки бурной юности» – именно по этому разряду проходит квинтет разухабистых скелетов, вооруженных музыкальными инструментами: контрабас, саксофон, тромбон с трубой и ударная установка.«Ленинградский диксиленд» – так именует папино наспинное безобразие мама, о чем ты только думал, когда заводил этот вертеп? Уж точно не о жене и о ребенке.– Мне было восемнадцать, и я был дураком.– Не таким уж дураком, – парирует мама. – Иначе выбил бы скелетов у себя на лбу. Или на груди. Чтобы здороваться с ними, выходя из душа. Надолго бы тебя хватило?– Ненадолго, – вздыхает папа.– Но ты предпочел, чтобы их видел кто угодно, кроме тебя. О чем это говорит?– О чем?– Ты – эгоцентрик. Любитель распустить хвост по поводу и без повода.Белка знает наперед все то, что скажет папа: если бы он был любителем распустить хвост, то занялся бы львиными прайдами, а не какими-то невнятными пауками. И украсил бы спину не скелетами, а группой «Битлз». Или, на худой конец, Лениным, слушающим «Аппассионату». "