Ты-то можешь свободно выбирать свою судьбу. Жизнь для тебя – яблоко с его естественным румянцем, которое никто не соскоблил для тебя, а подали свежим, прямо с дерева… А мне из-за чрезмерной заботливости подали вымытое, вытертое, без аромата…
Счастливое будущее? Может быть! Но достоверно только то, что ни одному из них не кажется счастливым настоящее.
Он просто был верен своему долгу как в малом, так и в большом. Таковы всегда настоящие люди. Таковы они всегда были, есть и будут. Нет ничего малого для истинного душевного величия.
— Вы владеете мудростью любви, — возразил младший каноник, — а это, да будет вам известно, высшая мудрость, какая есть на земле.
Если поискать, то в душе каждого человека, хотя бы и вовсе не подходящего для такой роли, найдутся неисследованные романтические уголки.
Для великой души не существует мелочей.
Наши привязанности, как бы они не были похвальны, не должны в сей бренной жизни управлять нами; наоборот, мы должны руководить ими, даже управлять ими.
— Самая лучшая форма учтивости, независимо от того, где человек воспитывался, — возражает Эдвин, — это не совать нос в чужие дела.
Ах, будьте вы все прокляты, идите сюда и возлюбите друг друга!
От милого всё мило.
...а цветом лица он до такой степени напоминал сырое тесто, что невольно хотелось поскорее послать его в булочную для выпечки.
Говорят, в каждом доме есть своя тайна, скрытая от чужих глаз.
- В заповеди сказано, не убивай. Никогда не убивай, сэр! - Тут мистер Сластигрох выдержал укоризненную паузу, как будто собеседник утверждал, что в заповедях сказано: "Немножко поубивай, а потом брось".
Самая лучшая форма учтивости, независимо от того, где человек воспитывался <...> — это не совать нос в чужие дела.
Неоднократно отмечалось, что женщины обладают прелюбопытной способностью угадывать характер человека, способностью, очевидно, врожденной и инстинктивной, ибо к своим выводам они приходят отнюдь не путем последовательного рассуждения и даже не могут сколько-нибудь удовлетворительно объяснить, как это у них получилось. Но взгляды свои они высказывают с поразительной уверенностью, даже когда эти взгляды вовсе не совпадают с многочисленными наблюдениями лиц противоположного пола. Реже отмечалась другая черта этих женских догадок (подверженных ошибкам, как и все человеческие взгляды) — а именно, что женщины решительно не способны их пересмотреть, и однажды выразив свое мнение, после уж ни за что от него не откажутся, хотя бы действительность его в дальнейшем и опровергла, что роднит таковые женские суждения с предрассудками. Более того: даже самая отдаленная возможность противоречия и опровержения побуждает прекрасную отгадчицу еще горячее и упорнее настаивать на своем, подобно заинтересованному свидетелю на суде — так глубоко и лично она связывает себя со своей догадкой.
Удивительное дело. Эти филантропы всегда кого-нибудь обличают. А еще удивительнее, что у них всегда полным-полно негодяев.
Его любовь к ближнему настолько припахивала порохом, что трудно было отличить ее от ненависти.
...мало гордиться своими знаниями, ты покажи, как их достиг, тогда тебе поверят!
Ты-то можешь свободно выбирать свою судьбу. Жизнь для тебя – яблоко с его естественным румянцем, которое никто не соскоблил для тебя, а подали свежим, прямо с дерева… А мне из-за чрезмерной заботливости подали вымытое, вытертое, без аромата…
Счастливое будущее? Может быть! Но достоверно только то, что ни одному из них не кажется счастливым настоящее.
Он просто был верен своему долгу как в малом, так и в большом. Таковы всегда настоящие люди. Таковы они всегда были, есть и будут. Нет ничего малого для истинного душевного величия.
— Вы владеете мудростью любви, — возразил младший каноник, — а это, да будет вам известно, высшая мудрость, какая есть на земле.
Если поискать, то в душе каждого человека, хотя бы и вовсе не подходящего для такой роли, найдутся неисследованные романтические уголки.
Он только смотрел на меня - и я становилась его рабой. Сколько раз он заставлял меня понимать его мысли, хотя не говорил ничего, сколько раз он приказывал мне молчать, хотя не произносил ни слова. Когда я играю, он не отводит глаз от моих пальцев; когда я пою, он не отрывает взгляда от моих губ. Когда он меня поправляет и берет ноту или аккорд или проигрывает пассаж - он сам в этих звуках, он шепчет мне о своей страсти и запрещает выдавать его тайну. Я никогда не смотрю ему в глаза, но я все равно их вижу, он меня заставляет. Даже когда они у него вдруг тускнеют - это бывает - и он словно куда-то уходит, в какую-то страшную грезу, где творятся, я не знаю, какие ужасы, - даже тогда он держит меня в своей власти - я все понимаю, что с ним происходит, и все время чувствую, что он сидит рядом и угрожает мне.
Нет ничего малого для истинного душевного величия.