А вот у меня только одно желание,-как бы покрепче забыть, что я живу на этом свете. Ничего хорошего я в нём не вижу, разве только вино!
Чтобы приохотить кошку к молоку, надо показать ей молоко. Чтобы научить собаку хватать дичь, надо показать ей дичь.
- Как всё это медленно идёт.
- Медленно. А что не медленно? Возмездие и кара ждут своего часа. Такой уж закон.
- Молния не медлит, сразу убивает человека.
- А сколько пройдёт времени, пока соберутся тучи, из которых ударит молния? Ну-ка, скажи мне!
У каждого из нас есть свои непостижимые странности, скрытые в тайниках души, и они ждут только благоприятного случая, чтобы прорваться наружу.
Ненависть к высшим — это невольная дань преклонения низших
Мне никогда ничего не кажется. Для этого нужно воображение, а у меня его нет.
Как ни мало стоит жизнь, даже если человек и не сумел распорядиться ею, ради нее стоит сделать это усилие. Не велика была бы жертва, если бы она этого не стоила.
Вся моя жизнь – это только то, что могло бы быть.
«Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, — словом, время это было очень похоже на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем — будь то в хорошем или в дурном смысле — говорили не иначе, как в превосходной степени».
Печально, печально поднялось солнце и осветило печальное зрелище, ибо что может быть печальнее, нежели человек с богатыми дарованьями и благородными чувствами, который не сумел найти им настоящее применение, не сумел помочь себе, позаботиться о счастье своем, побороть обуявший его порок, а покорно предался ему на свою погибель.
Вы меня конфузите, а как же я буду вести деловой разговор, коли я сконфужен? Тут необходимо хладнокровие.
Кнут — вот единственная, неизменная, испытанная философия
Да, англичане хвастают, что многие находят у них приют. Ты, кажется, знаком с нашим соотечественником, который тоже нашел там приют?
Голод вылезал из окон высоких домов, развеваясь на палках и шестах в виде нищенских клочьев одежды; он затыкал стенные щели и оконные дыры пучками соломы, тряпья, деревянными чурками и бумагой. Голод повторялся в каждом куске скудного запаса дров, которые распиливались так скупо; он выглядывал из печных труб, из которых не валил дым, и из куч уличного мусора, в которых невозможно было отыскать никаких признаков съестного. Голод виднелся на полках булочной, в каждом куске маленьких хлебов самого плохого качества, и в колбасной лавке, где продавались сосиски из мяса дохлых собак. Голод потрясал своими иссохшими костями в железных жаровнях, где пеклись каштаны; он испарялся из каждой убогой миски, в которую накладывалась крошечная порция овощей, едва поджаренных в нескольких каплях оливкового масла.
А дороже всего то, что, с тех пор как надо мной висит черная туча, ты стал ко мне ласковей, чем когда светило солнце. Вот это всего дороже.
Так всю жизнь мы совершаем самые трусливые и недостойные поступки с оглядкой на тех, кого ни в грош не ставим.
Дети, кто бы их ни воспитывал, ничего не ощущают так болезненно, как несправедливость. Пусть несправедливость, которую испытал на себе ребенок, даже очень мала, но ведь и сам ребенок мал, и мир его мал, и для него игрушечная лошадка-качалка все равно что для нас рослый ирландский скакун.
...я — трепещущий, влюбленный даже в оборки ее платья; она — спокойная, как богиня, и отнюдь не влюбленная в фалды моего сюртука.
— Но содержать кабак джентльмен не может, ведь правда? — сказал я.
— Ни под каким видом, — ответил Герберт. — Зато кабак вполне может содержать джентльмена.
Случай сам не приходит к человеку, а нужно его ловить.
Лицо у него было некрасивое, но на редкость открытое и приветливое, что лучше всякой красоты.
Настоящая любовь – это слепая преданность, безответная покорность, самоунижение, это, когда веришь, не задавая вопросов, наперекор себе и всему свету, когда всю душу отдаешь мучителю.
"Дети от неудачных браков всегда особенно торопятся вступить в брак."
Меня не смущало, что его увидит Герберт или его отец - люди, которых я уважал: но меня бросало в дрожь при мысли, что его может увидеть Драмл, к которому я питал лишь презрение. Так всю жизнь мы совершаем самые трусливые и недостойные поступки с оглядкой на тех, кого ни в грош не ставим.
Я снова заплакал, но только в душе, — а это самые горькие слезы.