Обычно по вечерам в меня входят бодрость и ажиотаж. Даже некоторый азарт - сколько я еще успею сделать перед тем, как захочется спать. И еще предвкушение завтрашнего непременно незабываемого дня. Думать о том, что он, скорее всего, окажется таким же невыразительно-серым, как зимнее небо над большим городом, совершенно не хочется. Вернее, желание или нежелание - это неправильные слова для описания этого состояния духа. Мыслям о бытовой скуке бытия просто нет места в лабиринте моих извилин.
Под куполом опущенного на зрачок века происходят удивительные превращения: когда мышцы глазного дна не расслабленны сном, то на сетчатке отражаются вначале кроваво-красные, едва уловимо подрагивающие, тени свечного пламени, потом их сменяют белесо-серые предрассветные бельма, такие безжизненные, словно бы они предсмертные.
Поезд глистом скользит по кишкам городского метро. Питается обильно и без разбору заглатываемыми множеством наземных пастей пассажирами: старыми и молодыми, толстыми и худыми, счастливыми и не очень. Говорят, что ты - это то, что ты ешь.