Он ей не сказал: «Я тебя люблю»; но он держал ее за руку. Это счастье и есть, думал он.
Все эти умничания – вздор. Просто что чувствуешь, то и надо говорить.
И отчего это, как подумает о нем, ей всегда вспоминаются ссоры?
Нельзя обрекать детей на жизнь в этом мире. Нельзя вековечить страдания и плодить похотливых животных, у которых нет прочных чувств, одни лишь порывы, причуды, швыряющие их по волнам.
He thought her beautiful, believed her impeccably wise; dreamed of her, wrote poems to her, which, ignoring the subject, she corrected in red ink...
Странно: наедине с собою льнешь к вещам, неодушевленным вещам; ручьям, цветам, деревьям; они тебе помогают выразиться; они тебя знают; они - это ты; их даришь нежностью, сдуру жалеешь (она смотрела на длинный прочный луч) - как жалеешь себя. Она смотрела, смотрела, и спицы застыли в руках, и со дна души, над прудом души поднималась туманная дымка, как жениху навстречу невеста.
He smiled the most exquisite smile, veiled by memory, tinged by dreams.
Не всем быть Тицианами, не всем быть Дарвинами; с другой стороны, неизвестно еще, были б у вас Тицианы, были б у вас Дарвины, если б не было нас, обычных людей.
Давайте же получать удовольствие от того, что его доставляет.
У любви ведь бездна обличий. И должны быть такие любящие, чей талант – выделять элементы вещей и соединять их, наделив не присущей им цельностью, из разных сценок, из встреч разных людей ... создавать то единое, круглое, к чему тянется мысль, чем играет любовь.
Звезды в ее глазах, тайна у нее в волосах; и фиалки, и цикламены - ну что, ей-богу, за чушь ему лезет в голову? Ей же минимум пятьдесят; у нее восемь человек детей; ломкие ветки прижимая к груди и заблудших ягнят, бродит она по цветочным лугам; звезды в ее глазах, в волосах ее - ветер...
… жизнь, складываясь из случайных частностей, которые мы по очереди проживаем, вдруг вздувается неделимой волной, и она подхватывает тебя, и несет, и с разгона выплескивает на берег.
Хотеть невозможного, хотеть и хотеть – да от этого заходится и переворачивается сердце!
Ее мир менялся; они оставались на месте. Ей казалось, что все теперь сдвинулось, стронулось. Все теперь будет прекрасно...
А было ветрено. Было ветрено, и ветки вдруг обметали звезды, и звезды кидало в дрожь, и они отряхивали лучи и прошивали иглами листья.
Ведь бывают же такие минуты, когда нет ни мыслей, ни чувств. Но когда нет ни мыслей, ни чувств - где ты тогда?
…у всех есть, наверное, это чувство — что наша видимость, признаки, по которым нас различают, — пустяки. А под этим — тьма; расползающаяся; бездонная: лишь время от времени мы всплываем на поверхность, и тут-то нас видят.
Его безграничная жалость к себе, потребность в сочувствии лужей растекалась у нее под ногами, а она, жалкая грешница, только и делала, что слегка подбирала юбки, чтоб не промокнуть.
То что чувствуешь — невозможно словами сказать.
Когда возвращаешься после отъезда или после болезни, пока еще не оплела своей сетью привычка, — так же все нереально, так же ново и поражает; будто рождается что-то.
Книги, она подумала, размножаются почкованьем. И никогда у нее не хватает на них времени.
Нет такого предательства, такой низости, на какие этот мир неспособен, она убедилась. Счастье не вечно, она убедилась.
Вот так сочиняем за людей подобные сценки, и это у нас называется их "помнить", "знать" и "любить"
Коврики, складные кровати, страшные призраки столов и кресел <...> кой-какие фотографии и, разумеется, книги. Книги, она подумала, размножаются почкованием.товарищи ливлибовцы, это так похоже на наши реалии, что я не удержалась xDDD
Занятно, что, так редко получая по почте что-нибудь стоящее, мы вечно в ожидании писем.
What is the meaning of life? That was all- a simple question; one that tended to close in on one with years, the great revelation had never come. The great revelation perhaps never did come. Instead, there were little daily miracles, illuminations, matches struck unexpectedly in the dark; here was one.